Или на небо ранним утром, или кленовый лист, который кружится в золотистом осеннем воздухе? А может, на глоток холодного молока и бархатную воду первого купания в реке?..
Шторы на окнах были большие и тяжелые, и ни одной капли лунного света не просачивалось в комнату.
На следующий вечер он снова стоял возле дома, привалившись спиной к чугунной ограде и запрокинув кверху голову.
Прошло десять минут, полчаса, час.
- Ты ждешь кого-нибудь? - наконец спросила она.
- Нет, я просто хотел еще раз увидеть.
Он увидел улыбку и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Но их, слава богу, не заметили.
- Я часто вижу, как ты бродишь по улицам.
- Да, но я не встречал вас раньше.
- Тебе всего тринадцать лет, и потом... мне стало жалко птицу.
- Я бы ничего плохого ей не сделал.
- Значит, я поторопилась...
Она снова улыбнулась, потом посмотрела куда-то в сторону, мимо него, и сказала: -- Расскажи мне, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
- Не думал еще. На свете так много интересного. Хорошо бы вот так просто бродить по земле, умывать лицо в чистых ручьях, спать на охапке сена, смеяться и петь, когда захочу, не унывать и искать что-то осорошее.
- Ты славный... славный, но маленький...
- Когда я стану на десять лет старше, я буду думать так же.
- Значит, я не ошиблась.
- В чем?
- Если ты на самом деле такой, каким кажешься, тогда ты понял в чем.
- Я просто хотел это услышать.
Он сжал ладонью прут решетки, сжал так, что заболели суставы пальцев. А потом тихо сказал: - Мне не надо было вас ни о чем просить.
- Ты был вправе попросить меня о чем угодно... Но не спрашивай почему, а только выслушай. Мы не увидимся с тобой.
Никита поднял глаза.
- Запомни! Если ничего не изменится в твоей жизни и через много, много лет ты снова захочешь пригласить меня послушать, как шумит вода в реке, приходи к старой вышке. Может, я буду ждать.
- Может?..
- То, что происходит, слишком невероятно для нас обоих. Для тебя и для меня. Может, для тебя все это станет полузабытым сном, а для меня... Тебе всего тринадцать лет, но ты должен понять...
А потом пришли зимы, долгие и пасмурные, хмурые дни сменяли друг друга, и Никите было очень одиноко. Но он взрослел, кончил школу, начал бриться, уехал учиться в Москву и постепенно привык к безысходности.
- Такой уж возраст. Они все теперь замкнутые, - говорили родственники.
- У тебя неприятности? - спрашивала мама.
- Ты не заболел? - волновалась бабушка.
