— Правда?
— Конечно, правда! Питье не очень вкусное, но что уж там — в темноте пить можно. А я пил и днем.
— Оттого ты так весел?.. Давай!
— Пожалуйста. Но должен тебе объяснить…
— Никаких объяснений. Давай скорей. Я выпью все. Даже если это кровь.
— Вот ты сам все и сказал. В Мексике, на Соноре, мы всегда так делали. Мне не раз случалось в подобных обстоятельствах пустить кровь лошади и пить прямо из вены, превозмогая отвращение. Только что я вскрыл шейную вену этому бедному буцефалу[83], прильнул ртом к ране и напился. Это меня сразу подкрепило. Я наложил перевязку из шипов мимозы, и кровотечение приостановилось. Надо извлечь шип, и кровь потечет снова. Тогда можно будет пить. Конечно, противно до тошноты, но ничего не поделаешь. Сейчас я ей свяжу ноги… Готово. Ты нашел?
— Не могу… Не могу пить… кровь.
— Торопись… Она подыхает… Видишь, она уже хрипит!..
Его преподобие лежал на животе, уткнувшись лицом в песок, но не пропустил ни одного слова из советов Альбера. Он встал, шатаясь подошел к лошади, которая уже агонизировала, обнял ее за шею и стал пить ее кровь, как вампир. Наконец он оторвался, заткнул рану пальцем и, обернув измазанное кровью лицо к Жозефу, сказал ему глухим голосом:
— Ваша очередь. Еще не поздно.
Каталонец колебался секунду. Лошадь сделала резкое движение, палец лжемиссионера соскользнул с надреза, и длинная красная струя пролилась на землю. Альбер прижал голову лошади коленом:
— Да пей же… Кровь уходит, а это ваша жизнь!.. Она уходит из ваших жил…
Жозеф, преодолевая отвращение, долгими глотками пил ужасный напиток и сделал знак Александру, но тот мотнул головой в знак отказа.
— Нет, я никогда не смогу, — пробормотал он с неописуемым отвращением.
— Но подумай, малокровные женщины и дети ходят на скотобойни и стаканами пьют кровь только что зарезанных животных!..
— Возможно! Но что касается меня… Мастер Виль, пейте, если вам угодно.
Полицейский не заставил повторить это приглашение. Он тоже прильнул ртом к ране, и обескровленное животное забилось в судорогах. Это было как бы последнее возмущение жизни против смерти, последняя дрожь, последний хрип. Кровь перестала течь. Благородное животное было мертво. Оно отдало свою кровь, чтобы спасти четырех человек.
— Бедная лошадка! — сказал Александр, расчувствовавшись. — Если она даже и была, сама того не зная, виновата перед нами, она искупила свою вину. — Затем он обратился к Альберу: — Ну, расскажи, что ты видел. Деревню? И там поднялся переполох? Там где-нибудь поблизости должна быть вода. Я очень обессилел, но сутки я еще продержусь.
