— Хорошо, — сказал Узбег.
— Сопротивление бесполезно, — сказал солдат. — Передайте разыскиваемое нами лицо в мое распоряжение.
Народные комиссары прыснули со смеху.
— Кого ты ищешь? — спросил Тохтага Узбег с любезной улыбкой, поскольку дерзость и храбрость солдата невольно вызывали восхищение.
— У меня мандат, — сказал тот.
— Покажи, — сказал Узбег.
Солдату понадобилось немало времени, чтобы извлечь листок бумаги, который он хранил под исподним отрепьем. Его движениям недоставало силы. Он был искусан хищниками, и раны при малейшей оказии открывались, было видно, как он борется с головокружением и усталостью. Солдат протянул документ Узбегу.
— Передайте мне заключенную, — сказал он.
Тохтага Узбег развернул бумагу. Это был ордер на арест, выданный Отделом 44В Революционной законности. На нем стояло множество печатей и очень разборчивая подпись Джесси Лоо.
— Ордер не заполнен, — заметил Узбег.
— Заполнить его был уполномочен наш командир, — сказал солдат. — Но его растерзали. А сегодня утром я сообразил, что мне нечем писать. И к тому же меня укусили в руку, мне уже не заполнить официальные документы. Ты умеешь писать?
— Да, — сказал Узбег.
— Тогда пиши, — приказал солдат. — Внеси имя туда, где оставлена пустая строка.
— Какое имя? — сказал Узбег.
— Не знаю, — сказал солдат.
Народные комиссары вновь разразились хохотом. Смеялись все, кроме Тохтаги Узбега и солдата.
— Командир не посвящал нас в свои тайны, — сказал солдат. — Он доверил мне бумагу, когда волки взяли нас в кольцо. Они уже вгрызались ему в горло. Он не мог ничего вымолвить. Подал мне знак и умер.
Документ пошел по рукам, сначала его обследовали народные комиссары, потом он перешел к шаманам. В свою очередь осмотрела его и Габриэла Бруна и, заметив в самом низу подпись Джесси Лоо, поняла, в чем дело: ее подруга давала ей шанс вернуться в мир, в круг чудовищных реалий мира, чтобы быть вместе со своими малышами во время боен и в лагерях. И за этот шанс следовало немедленно, не колеблясь ухватиться.
— Уж не Черная ли это, часом, Марфа, та преступница, которую вы должны арестовать? — спросила она.
— Может статься, — сказал солдат.
— Она обвиняется в том, что покинула свой пост в разгар борьбы с врагами народа, — прочла Габриэла Бруна.
— Ну, это пишут потому, что надо что-то написать, — сказал солдат.
— Это значит пятнадцать лет лагерей, из них не меньше семи строгого режима, — сказал Тохтага Узбег.
— Да, так и дают, — кивнул солдат.
