Словом, мама меня предупреждала напрасно. Я хоть и не знал, что крёсна — это крёстная мать, но если это касалось нашей учительницы, а дело, пусть и давнее, происходило в церкви, у которой сняли сверкающие, наверное, купола, — а это все равно что снять голову, — я и без ее предупреждений, вскормленный и вспоенный временем, где осторожность мыслей предваряла осторожность слов, и так бы не сболтнул лишнего.
* * *
Варварина крёсна, наша любимая учительница Анна Николаевна, была сухонькой невысокой старушкой с пуховым платком на плечах. Платок этот был неновым, но большим, пух, ясное дело, когда-то пушистый, слежался, уплотнился, а кое-где нити, из которых он был связан, разошлись, и если Анна Николаевна — что было крайне нечасто — разворачивала его, чтобы накинуть на плечи снова, просвечивали небольшие, но прорехи.
Старый платок много значил для Анны Николаевны и применялся ею по-разному, отражал ее физическое состояние и даже настроение. Когда в классе бывало холодно, она накидывала платок на голову, когда заболевала а это все-таки случалось за четыре-то года начальной школы, — плотно натягивала платок на плечи, перекидывала на грудь крестом и завязывала концы на спине. По весне, когда солнышко согревало класс, она вообще могла снять платок с плеч и аккуратно сложить его на учительском столе.
Платья у Анны Николаевны все были одинаково темного цвета — черного, коричневого или темносинего — и застегивались у горла, от которого расходились клинышки всегда совершенно белого воротничка, так что могло показаться, будто у нее всего одно платье.
Между крыльев воротника у Анны Николаевны сияла совершенно необыкновенная овальная брошь: в серебристом овале, на нежно-нежно-розовом, с переливами, фоне светился белым цветом тонкий женский профиль с белым же венцом над головой.
Эта брошь, пожалуй, нам, детям, была единственным непонятным местом в учительнице, хотя давно уже, может, даже в самом первом классе, она объяснила, что брошь эта особого старинного рода, ее подарили родители Анны Николаевны на день окончания ею учительского института, и брошь такая называется особенным, древним, нерусским именем — камея.
На камеях, говорила учительница, древние мастера изображали силуэты своих прекрасных дам, возлюбленных, жен, но еще прежде — цариц и королев. Вот.
Так что каждый день и, похоже, всю ее учительскую жизнь Анна Николаевна появлялась в темном платье с белыми крылышками воротничка и с камеей посреди этих крыльев.
