Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов] | страница 77

— Выпить хочешь?

Ну, точно, я — ясновидящий. Впору самому у себя брать интервью для “Невской звезды”.

— Нет.

— Зря, кореш! Ехать скучно, путина длинная, а у проводницы всегда есть, я на этой линии как облупленных…

— Не хочу, сказал.

— Кореш, — якобы смутился мой непрошеный собеседник, — ну, тогда не будь сволочью, выручи человека на бутылку.

— Да с какой радости-то?! Иди, если хочешь, у проводницы побирайся, ты ж ее как облупленную…

— Вот именно потому и не пойду. Как облупленную… стерву собачью… снега зимой не допросишься… Давай лучше сделаем. Я ж не на халяву… Я тебе вещь продам. Харр-рошую! Всего за полтинник… не, счас… за семьдесят рябчиков. Любка, сучара, цены подняла…

Подспудно меня очень удивляло, каким странным образом бомж умудрился так часто ездить на фирменном поезде “Санкт-Петербург — Оленеводск”, чтобы знать “как облупленных” все смены проводниц и их “прейскурант” на нелегальный, но ходкий товар. Не дешевле ли ему было наквашиваться, сидя на попе ровно, в точке земного шара, что заменяла ему родной дом? Или у него родной дом, как в старой песне, весь Советский Союз? Но не спрашивать же у бомжа в самом деле, не терять лицо… репортаж из жизни маргиналов — не профиль “Невской звезды”, сто пудов.

— Подожди отказываться, — гнул свое неприятный тип и сам гнулся ко мне все ближе, дыша таким букетом смрадных потоков, что я уж не знал, куда отвернуться. — Ты ж еще не видел, чо я хочу тебе предложить… — Он полез коричневой от грязи, похожей на обезьянью лапу рукой за пазуху куртки — оттуда пахнуло ядренее, и я от омерзения закрыл глаза и скособочил голову как можно дальше от него. — Гляди! — торжествующе провозгласил хрипатый голос, и меня потеребили за локоть, впрочем, довольно бережно. Я открыл глаза и чуть переменил позу — но не затем, чтобы смотреть на сокровище алкоголика, а только чтобы запастись новой порцией воздуха почище. Что могло быть у бродяги в загашнике? В лучшем случае, ювелирное изделие, потерю которого сейчас горько оплакивает его многотерпеливая жена. Ну, и на хрен мне цац…

Взгляд упал на то, что бомж держал в своей обезьяньей лапе, случайно. Клянусь!

Вдохнуть я так и не смог.

Выдохнуть тоже.

— Видишь, парень, я ж говорил, что моя вещь тебе понравится, — самодовольно журчал бомж мне прямо в слуховую раковину. — Ну? А ты сомневался, рожу кривил… Ничо, я не гордый. Так чего — купишь? За семьдесят? Это ж даром! За такую прелесть. Эй, корешок, ты не молчи. Ты чо? Эй! Эгей! — Правая рука загадочного бродяги уронила главнейшую драгоценность — пустую чекушку — и затормошила меня уже безо всякого политеса. — Ты чо как в ступоре? Ни хрена ты впечатлительный! Ну-к, приходи в себя! — И вдруг, безо всякого перехода, рявкнул: — Прошлец! Оклемывайся, грю!..