Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] | страница 80

– Плавский Борис Емельянович является сотрудником Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, – прочитал Коля вслух.

– Извините, – Афиноген отошел.

Коля помедлил, сверля Плавского взглядом, потом повернулся, чтобы уйти.

– Что так смотришь? – вслед спросил Плавский. – Не понравился?

– Угадал, – кивнул Коля. – Сотруднику ЧК не о чем разговаривать с бандитом!

– Мозги у тебя еще сырые, – лениво сказал Плавский. – Ты что же думаешь? Можно бороться с преступностью и не общаться с преступниками? Заходи ко мне на Лубянку, мы поспорим. Желаю… – Плавский юркнул в толпу и исчез. А Коля и Афиноген вернулись в МУР. Если бы только они могли знать, кого выпустили!..

Трепанов, выслушав их доклад, нахмурился и долго молчал. Потом сказал:

– Плохо, братки. Очень плохо.

– Вы, товарищ начальник, всегда за упокой! – обиделся Афиноген.

– Я тоже не понимаю, что мы такого сделали? – пожал плечами Коля.

– Вы упустили двух матерых волков, – сказал Трепанов, снимая трубку телефона. – Коммутатор ВЧК… Двадцать два – пятнадцать. Титыч? Трепанов здесь… Чего? Ну, извини, это ты, браток, на курорте. А мы, брат, – что надо. Вопрос имею, Плавский Борис на Лубянке работает? Нет? А ты не темнишь? Ну, извини. Будь. – Трепанов повесил трубку и посмотрел на ребят.

Коля все понял, но на всякий случай спросил:

– С кем это вы говорили?

– С начальником кадров ВЧК. Эх, браточки вы мои… Вам этот липовый Плавский лапшу на уши повесил, а вы и рады, работнички…

– Ну, попадется он мне! – Коля ударил кулаком по столу. – Я из того бандита не знаю что сделаю!

– Ждать, покуда он попадется, мы не имеем права, – сухо сказал Трепанов. – Мы обязаны искать их всех. И найти. Во что бы то ни стало найти, братки… А поэтому – так: хотя подставлять им теперь девушку крайне опасно, другого выхода у нас нет. И я скажу честно: идем мы на этот риск сознательно, понимаем, что пуля в любую минуту может настичь каждого из нас. Это дает нам право просить Машу не оставаться в стороне. И просить будешь ты, Коля. Уж извини, браток.

Маша выслушала Колины доводы молча. И так же молча собралась и уже одетая остановилась у дверей.

– Никак не пойму, – сказал Коля. – Сознательно вы теперь нам помогаете или какие другие причины есть?

– Другие! – отрезала Маша. – Мне почему-то казалось, что многословие – привилегия женщин.

Коля обиделся и до самого ресторана шел молча…

Узнав Марию, официант осклабился и завертел салфеткой, как пропеллером. Подвел гостей к столику, усадил и приготовился записывать заказ.