Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] | страница 56



– А вы? – заинтересованно спросил Плавский.

– А я сказала, что Бахарев все врет и выдает себя за другого человека.

– Мы все знаем, – Плавский взял Таню за руку. – Идемте… Мы вас проводим.


Когда Никифоров вернулся в МУР, Трепанов принимал доклад Афиногена и Коли. Никифоров решил приберечь свою новость «на третье» и сел на стул, в углу кабинета.

– Так вот, эта самая Овчинникова Пелагея, – продолжал Коля, – из квартиры номер четыре, хорошая тетка, своя в доску, революцию приняла всей душой. Она нам говорит: прихожу дней за двадцать до октябрьских событий в Столешников – невестке колечко купить, день ангела у невестки, ну и прямиком в магазин Комкова: там как раз на витрине такие колечки были… Захожу, магазин пустой, а у прилавка мой сосед с Комковым ругается… Жичигин, значит… Мой, кричит, магазин! Еще раз, орет, замечу, – в порошок сотру! Ну я было назад, да поздно, он меня увидел. Смутился, растерялся и шмыг на улицу! Я и про кольцо забыла! Вот, думаю, оказия… Небогатый вроде бы человек, профессор всего-навсего, а на тебе! Тайно, на подставное лицо, владеет ювелирным магазином!

– Как это профессор? – подал голос Никифоров. – Какой профессор?

– Императорского университета! – торжественно объявил Коля. – Кутьков, паразит, в этом же доме и скрылся. А у кого? Да ясное дело – у этого Жичигина, больше не у кого!

– Ну, это еще проверить надо… – заметил Афиноген.

Никифоров хлопнул ладонью по столу:

– Шофер Бахарев связан с каким-то «профессором императорского университета»… Я прямо сейчас позвоню Тане!

– Что же получается? – вскочил Коля.

– А получается вот что, – подытожил Трепанов. – Если твой, Никифоров, профессор и этот Жичигин – одно и то же лицо, – похоже, связан этот Жичигин с Кутьковым.

– Еще бы! – крикнул Никифоров. – Ведь Бахарев – прямая связь Кутькова! Это факт! Я сейчас позвоню Тане, можно?

– Сейчас закончим – и звони, – сказал Трепанов. – Только пока все это не более чем предположение! Вот что, братки. Я займусь биографией Жичигина. Суть человека часто кроется в его прошлом, так меня учили.

– Кто вас так учил? – спросил Коля.

– Жизнь, – усмехнулся Трепанов. – В пятом году меня отдали под суд… Я тогда был матросом на миноносце «Стремительный», и старший унтер нашел у меня большевистскую прокламацию. Дали мне пять лет каторги. В десятом я вернулся в Москву, пошел регистрироваться в охранное отделение. Кстати, здесь, в нашем здании, и помещалось. Мне жандармский полковник говорит: не разрешим в Москве жить. Почему, спрашиваю? А потому, что суть ваша в вашем революционном прошлом. Вы, говорит, что вор прощенный. Но это я к слову… Вам же, братки, надо вот что сделать: пойдите на улицу, «пощупайте» блатных, но осторожно! Может, они чего и слышали, на какую-нибудь мысль нас наведут. И второе: под видом проверки квартир – к этому сейчас все привыкли, так что подозрения это не вызовет, – зайдите в дом четырнадцать, в квартиру четыре, к профессору Жичигину. Глаза держать разутыми, слушать в шесть ушей: о Бахареве – ни слова, никаких намеков, и все время помните: в любую секунду Жичигин, если он то, что мы подозреваем, может обронить слово и дать нам ключ к этой истории… А теперь ты, Никифоров, звони.