Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] | страница 18



На следующее утро Коля проснулся от резкого звонка, вскочил с койки, встретил улыбчивый взгляд Бушмакина:

– Будильник это. Вставай, поедим и шагом марш на завод – смена через двадцать минут.

Коля потянулся, напялил рубашку, придвинул к столу грубо сколоченный табурет. На столе лежала ржавая селедка, кусок ржаного хлеба, попыхивал паром закопченный чайник.

– Ешь, – пригласил Бушмакин, с хрустом раздирая селедку.

– Чего я буду вас объедать. – Коля проглотил густо подступившую слюну и отвернулся.

– Совестливый? – улыбнулся Бушмакин. – Хвалю. А все же ты ешь, не стесняйся. Мы ведь с тобой теперь товарищи? А?

– Какой там… – вздохнул Коля. – Скажете тоже.

– Рабочий крестьянину – первый товарищ и друг, – строго сказал Бушмакин. – Ешь больше, разговаривай меньше, опаздываем…

Он с сомнением оглядел стираную-перестираную, всю в заплатах Колину рубаху, потрогал Колин зипун, который висел на гвозде. Потом решительно подошел к платяному шкафу, открыл его и положил на Колину шконку костюм в полоску, рубашку и фуражку. Снял с гвоздя зипун, швырнул его в угол и аккуратно повесил на его место черное пальто.

Коля следил за Бушмакиным, открыв рот.

– Одевайся.

– Не-е… – Коля даже зажмурился. – Нельзя. Не наше.

– Наше, – тихо сказал Бушмакин. – И впредь запомни: если я тебе что советую – ты меня слушай, понял? Бери, не сомневайся.

Коля схватил одежду, неумело надел пиджак, потом брюки, посмотрел на Бушмакина и, радостно улыбнувшись, напялил пальто.

– Фуражку забыл, – Бушмакин, придирчиво осматривал Колю. – Ничего. Годится. Пошли.

– Откуда это у вас? – спросил Коля, спускаясь вслед за Бушмакиным по лестнице.

Бушмакин промолчал, а когда вышли на Сергиевскую и зашагали в сторону Артиллерийского собора, вдруг остановился:

– Церковь видишь? Наискосок от нее… шел мой Витька… Налетела казачья сотня… Все.

– Что все? – не понял Коля.

– Лозунг Витька нес… – с трудом сказал Бушмакин. – «Долой самодержавие!». Казак его шашкой и потянул…

– Так это, значит… – Коля тронул рукав своего пальто и окончательно все понял.

Напротив «Старого Арсенала» чернели обгорелые стены Санкт-Петербургского окружного суда. Зацепившись за карниз, покачивался золоченый двуглавый орел – головами вниз. Бушмакин перехватил изумленный Колин взгляд:

– Отсюда нашего брата-рабочего, ну и вообще – всех, кто за революцию, на каторгу гнали. Суд это. Накипело у людей, вот и сожгли.

– И власть дозволила? – искренне удивился Коля? – Допустила?

– Революция, брат, позволения не спрашивает. Хлестнет у народа через край – он любую власть наизнанку вывернет. Особливо, если во главе народа умные люди. Такие, как товарищ Ленин. У него в этом суде, между прочим, старшего брата к смерти приговорили.