Мои университеты | страница 5
В каждой секции барака висели «Обязанности и права заключенных» — страшный документ за подписью министра внутренних дел СССР Л. П. Берии. Сохранился ли у кого экземпляр этой зловещей бумаги? А мне начальник КВЧ регулярно вручал очередной ГУЛАГовский набор предупреждении, назиданий, призывов, которые я писал крупно железным суриком на всех четырех стенах над верхними нарами каждой секции. «Только честным трудом завоюешь право на досрочное освобождение» — это было еще одно глумление, так как зачетов (когда, скажем, за полтора года лагерей засчитывалось два, как, например, на Колыме уголовникам с не очень большими сроками) в наших уральских лагерях не было вовсе.
Незабвенную Страну моей лагерной юности — Южный Урал — я до сих пор объезжаю как можно дальше. Край скалистых романтичных гор и светлых бездонных озер хранит в своих недрах не только золото, медные руды и дорогие камни. Тысячи, десятки тысяч нашего брата зэ-ка — рабочих и колхозников, партийных и беспартийных (ворье и бандиты выживали, оберегаемые охраной от тяжких работ и отбирая наши пайки), мужчин и женщин, учителей и студентов, фронтовиков-инвалидов и бывших пленных с татуированным номером на руке, стариков и почти детей — все без разбора с проломленными черепами (убежден: через десятилетня горняки и археологи подтвердят это вещественно) покоятся — нет, не покоятся, взывают! — в старых шахтах и человеко-могильниках огромного лагерного архипелага седого Урала. В тех горных краях лагерь от лагеря был почти в пределах видимости. За 6 лет я сменил три таких «острова».
Пишу лозунги в секции (комнате) жилого барака. Наши 4 местные нары; х/б 3>го срока. Карабаш, 1950.
Нач. лагеря майор А. Дураков. Нередко был пьян, и весь путь от уборной до штаба, застегивая бриджи, не мог попасть пуговицей в петлю. Карабаш, 1949.
Конечно, ни одной фамилии контрагентских садистов-конвоиров я не знаю. Забыл чины-фамилии начальников надзора, комендатур, оперуполномоченных. И все же койкто запомнился. Это — начальник лагеря майор Дураков (не шучу, действительная фамилия), чье хобби были «смотры» расстрелянных в «побеге»; мой непосредственный начальник КВЧ старший лейтенант Рязанцев — недалекий, злобный солдафон-бериевец; из внутрилагерных надзирателей отличались жестокостью и ненавистью к зэ-ка сержанты по фамилии Столбинскнй и Хайло. Однофамильцев прошу не обижаться, но этот маленький списочек ведь не помешает нам в пору гласности, не так ли?
