– Вы уже пишете книгу о моем отце или пока материал собираете? Так сказать, подступаетесь к теме? – Грач, которым после обеда овладела сытая истома, раздавил окурок в пепельнице и задумчиво почесал затылок, словно собирался придумать другой вопрос, глубже и умнее. Но ничего такого в голову не приходило.
– Вообще-то в мои планы не входило писать книгу о Сергее Лукине, – ответила Дорис. – По контракту с издательством я около года работаю над монографией о современном театре и в одной из статей хотела рассказать о Лукине. Это согласовано с издателями. Но после его смерти… Я подумала, что у меня есть интересные материалы о вашем отце. Он – выдающийся театральный режиссер и достоин большего, чем короткая статья в монографии. Хотелось бы обстоятельного рассказа о его жизни и творчестве. Словом, я с удовольствием возьмусь за это дело. Сейчас собираю предварительный материал.
– И большой тираж ожидается?
– Трудно сказать. Но гуманитарные университеты по всему миру наверняка захотят иметь это издание в своих библиотеках. Значит, тираж будет не самым маленьким. В этой книге я скажу спасибо всем людям, кто помогал мне в сборе информации и подготовке книги. И вам, разумеется. В первую очередь – вам.
– Это хорошо… Хорошо, что спасибо скажете.
– Мне не дает покоя один вопрос, – улыбнулась Дорис. – Вопрос деликатный. Не хотите, не отвечайте. Почему вы взяли фамилию матери?
– Все об этом спрашивают. Вам я честно отвечу. Только вы в своей книге напишите именно так, как я скажу. А скажу я вот что. Надо быть благородным человеком. Благородным во всем. И в большом, и в малом. Меня тошнит, когда отпрыски знаменитых людей с пеной у рта орут: знаешь, кто мой отец? Я не хотел всю жизнь оставаться в тени отца. Не хотел, чтобы люди говорили: вон сын Лукина пошел. Я не ждал и не жду от жизни никаких поблажек лишь потому, что мой отец знаменитый режиссер. Да, так и напишите: Грач не хотел налаживать благополучную жизнь, пользуясь его именем. Потому что у меня есть совесть. И принципы. Хотя многие люди в наше время считают эти понятия старомодным пережитком. – Он хотел еще что-то добавить, но промолчал.
В просветах между облаками появилось солнце. На пологом склоне, спускавшемся в низину, стали четко видны дикие фиолетовые цветы с высокими стеблями. Водная гладь реки заиграла металлическим блеском. На другой стороне Оки замер в вечном сне сырой хвойный лес. «Наверное, Лукин сидел здесь, на веранде, наблюдая за этим сонным лесом, за плавным изгибом реки и дикими цветами, стебли которых качал ветер», – подумала Дорис. Из состояния задумчивой созерцательности ее вывел голос Грача.
