Брет Гарт впал в глубокую нужду.
Тут вступил в действие один из мрачных законов буржуазной общественной жизни США, в особенности проявляющийся в поведении прессы. Если удачнику непомерно льстят, то неудачника злобно преследуют.
В январе 1877 года влиятельный журнал напечатал статью, подвергшую творчество Гарта резкой и враждебной критике, а бульварная пресса перешла к оскорбительным личным нападкам на писателя.
Сейчас трудно с точностью установить, что именно в поступках и высказываниях Гарта вызвало такой стойкий антагонизм у его буржуазных соотечественников и дало повод па долгие годы для пересудов о нем. Черты богемного индивидуализма у Гарта, несомненно, раздражали филистеров. Не последнюю роль сыграло и нежелание Гарта платить хотя бы формальную дань почтения такой могучей силе в американской частной и общественной жизни XIX века, как церковь и связанная с ней религиозная мораль.
Известно, например, что в разговоре с Эмерсоном, оспаривая его тезис о культуртрегерской роли церкви в США, Гарт резко возразил, что, по его наблюдениям, в Калифорнии игрок и проститутка были лучшими культуртрегерами, чем священнослужители. В письме к издательнице детского журнала «Сэнт-Николас», отказываясь от предложенных замен и поправок в его рассказе «Малыш Сильвестра», Гарт написал, что дети, по его мнению, отлично воспринимают все, «кроме чувствительности и богословия, которыми, к великому сожалению, их так усердно пичкают».
Живучесть нападок на Гарта отчасти объясняется и тем, что Гарт отказывался на них отвечать.
Летом 1877 года, оставив семью под Нью-Йорком, Брет Гарт поехал в Вашингтон. Поселившись в дешевом вашингтонском отеле, он начинает трудные и неприятные хлопоты, добиваясь для себя какой-нибудь оплачиваемой государственной должности. Одновременно он работает над новой повестью, «История одного рудника», тоже из калифорнийской жизни.
«С самого момента, что я приехал сюда, я без гроша, — пишет он жене, — но все это пустяки по сравнению с мыслью, что ты там одна, без денег…» И в другом письме в начале следующего, 1878 года: «Меня поливают грязью в газетах…»
Эти мучительные месяцы в Вашингтоне положили начало душевной надломленности Гарта, омрачившей последующие годы его жизни. «Счастливый Брет Гарт, довольный Брет Гарт, честолюбивый Брет Гарт, веселый и хохочущий Брет Гарт, для которого жизнь была огромным, безмерным наслаждением» (слова Твена), уступает место сдержанному, постоянно замкнутому человеку, исполненному тщательно скрываемых забот и тревог.
