— Мне нравится! — Масси отступил немного назад. — Я думаю, и в других странах тоже скоро будут ходить точно так же.
— Мода — вещь переменчивая, — ответил ему Генрих. Он осматривал себя сзади, легко достигая этого, поворачивая голову на 180 градусов. — Вот, например, примерно такие ботинки у меня были в 1890, когда мы жили в Филадельфии, а пиджаки похожие еще «Битлз» носили.
— Действительно! — Масси внимательно посмотрел на указанные предметы. — А ведь точно!
— Ну, вот, — Генрих дернул плечами и пошел в гостиную, — видишь, новое — это лишь переделка старого, особенно касаемо моды.
Масси еще минут пять любовался на себя, а когда пришел в комнату, то Генрих уже сидел на диване с бокалом коньяка, и щелкал каналами телевизора.
— Научите меня говорить по — немецки, босс, я же вообще ничего не понимаю! Мы сегодня полдня ездили, а я себя как дурак чувствовал. Все вокруг что-то каркают, а я только улыбаться должен.
— Не можешь до вечера потерпеть? — Генрих прищурившись посмотрел на него.
— Так хоть телевизор посмотреть!
— Ладно, — Холлисток отставил бокал, и сделал знак следовать за собой.
Они прошли в большую спальню, где Масси открыл большой чемодан, и вытащил оттуда одну из книг Холлистока. Он четко знал, какая из трех книг нужна, и что делать дальше, а потому дальнейшие указания не требовались. Пока он этим занимался, Генрих опустил жалюзи и задвинул шторы.
— У меня это будет тридцать четвертый язык, который я знаю, — сказал Масси, становясь на одно колено.
— Да, странно, что среди них нет немецкого. — Холлисток зажег две свечи, и достав кинжал, положил его на стол.
Полистав книгу, он быстро нашел нужную страницу, и водя кончиком лезвия по строчкам, начал читать. Масси повторял все слова, которые, переходя с единого языка, доступного всем, кто соотносился с потусторонним миром, постепенно обретали черты языка Шиллера и Гете. По прошествии десяти минут он уже в совершенстве овладел немецким. Холлисток загасил свечи, и когда они остались в почти полной темноте, протянул Масси кинжал. Тот легонько провел лезвием по запястью, и когда показалась кровь, приложил клинок к ране. Кинжал начал набирать цвет, явственно окрашиваясь золотом, но почти сразу потускнел.
— Авес! — тихо сказал Масси.
— Авес! — Генрих снова взял свое оружие и приложил его к губам.
— Ну, вот и все, — Холлисток принялся упаковывать назад свои ритуальные инструменты, — будешь говорить теперь, как настоящий бюргер из Саксонии, который в жизни не ездил дальше сельского рынка, и не успел набраться иностранных слов.
