– Десерты тут, как я уже сказал, отменные. Вам, как я понимаю, двойной эспрессо? Без молока и сахара?
– Угу, – кивнула Полина, не сводя глаз с писем.
Они были пожелтевшие, с потертыми сгибами, как водится, почерк был явно женский, вышедший из-под гусиного пера.
– Прочтите хотя бы эти два, – сказал незнакомец, передавая ей пачечку и ткнув пальцем в первое письмо.
«Дорогая моя Pauline! – Полина вздрогнула от собственного имени, написанного много лет тому назад затейливыми латинскими буквами. – Мужа моего, Nicolas, по службе переводят в Лондон. Мне тоскливо от мысли, что мы с тобой теперь можем и не свидеться, я не тешу себя надеждой, что ты приедешь ко мне, хорошо зная твою любовь к поместью и нелюбовь к путешествиям. Мне горько, что я изменяю нашему общему делу, задуманному тобою так давно, что ты сумела и меня убедить в его государственной необходимости. Но слишком много причин моему отъезду. Открою тебе тайну, которую храню в душе уже больше года. Помощник мужа моего, коего ты встречала мельком, молодой дворянин Дмитрий завладел моим сердцем. Я сгораю от любви к нему, а Nicolas, известный нам обеим своим снисхождением к моим слабостям, берет его в Лондон. Ведь ты же не осудишь меня, Pauline, за страсть, что сжигает меня? В Дмитрии столько благородства, искренности. Я буду гулять в Лондоне по знаменитому английскому парку, украдкой встречаясь с ним. Буду искать утешения в новой мануфактурной лавке Harrods, в которой, говорят, изрядно колониального товара…»
Дальше текст был неразборчив, затерт временем, и Полина взялась за следующее письмо, открытое уже на второй странице. Почерк был иной, но тоже женский:
«…и муж нашел в шкатулке в будуаре эти письма. В них мой любимый Рохля, прозванный так нами за его вечное вранье и промотанное состояние, изливал свою бесстыжую душу, играя мною, как он играет всем в жизни. Постылый муж требует, чтобы Рохля был изгнан из моей жизни, а круг подруг, коих он считает сообщницами моего падения, был забыт. Сам он изобретает какие-то нелепые способы устройства нашей жизни. На краю земли, в Америке, он условился со странными людьми, выходцами из Германии, заниматься чем-то чудовищным, думая спасти этим наше перезаложенное поместье. Они пишут то о золоте, которое там добывают прямо из рек, то о какой-то нефти. Что такое нефть и для чего она потребна, я не понимаю. Я не хочу уезжать. Pauline, мне отрадно строить с тобой и Catherine планы нового устройства жизни, в котором жгучие земные наслаждения лицемерный суд людской не посмеет назвать грехом. Но жизнь моя связана с безумным мужем, пусть и поневоле, и у меня нет более прав сопротивляться его власти. Прости, что бросаю тебя одну. Нет большей горести, чем разлука. Мне кажется, что все кончено и жизнь моя в этой чужой Америке, должно быть, скоро угаснет».
