Спасенная Маша, сообразив, в чем дело, вручила Андрею подаренный ей кем-то из авторов букет цветов и расцеловала.
Но рано мы радовались, поздравляя друг друга с избавлением от Кадушко. С неделю он действительно носа не показывал в издательство. А потом, сначала робко, а затем все смелее, в коридорах и кабинетах опять стал раздаваться динозаврин рев. Мы увяли. Не станешь ведь звать Андрея поорать каждый день.
Избавление пришло к нам, когда мы уже ни на что не надеялись. Однажды утром в дверь нашего кабинета постучали. «Да!» – сказали мы в один голос. Раз стучат, значит, это не Кадушко.
Это действительно был не он. На пороге стоял розовощекий, упитанный молодой человек. Мало сказать упитанный, он был очень упитанный, просто толстый. Такой толстый, что едва в дверь пролезал.
– Здравствуйте, – сказал он. – К вам можно?
– Да, проходите, – опять в один голос сказали мы ему.
Папки в руках посетителя не было, из чего следовало, что он не автор. Приход просто посетителя, не жаждущего, чтобы его издали, у нас случается нечасто. Молодой человек вошел, с сомнением оглядел предложенный ему стул и сел. По скрипу чувствовалось, что стул на пределе, но все же держит.
– Я слышал, вам нужен специалист, умеющий работать с людьми, – сказал посетитель.
Мы переглянулись. Нужды в кадрах издательство не испытывало. Если кто нам и был нужен, так это опытный ресторанный вышибала, лучше с дореволюционным опытом. Или пара санитаров с комплектом смирительных рубашек.
Так примерно мы и ответили молодому человеку. Он ласково улыбнулся.
– Вы не поняли меня. Вам действительно нужен специалист по работе с людьми…
И тут мы почувствовали… Это трудно передать словами. Перед нами сидел человек-туша, своим видом вызывавший если и не откровенный смех, то уж наверняка улыбку. Широкое лицо, поросячье выражение которого только подчеркивали огромные очки с толстыми стеклами, прямо светилось добродушием. Глядя на это лицо, хотелось быть радушным и гостеприимным. Хотелось выставить на стол жареного гуся и четверть вина. Хотелось просить гостя ни в чем себе не отказывать и чувствовать себя хозяином.
И в то же время неясно, но вполне определенно и однозначно просматривалось второе дно души слоноподобного молодого человека. И дно это было… Не дай Бог кому-либо как-нибудь заглянуть туда, в глубину. Даже того, что просвечивалось постоянно, – хватало, чтобы потрясти слабого духом человека. Это была какая-то безумная жажда власти. Полной и абсолютной. Над всем и надо всеми. Сейчас, оглядываясь назад, мы с удивлением спрашиваем друг друга: как же мы сразу не разглядели, как не поняли?
