А ассоциации должны быть правильными — то есть общечеловеческими, а не только личными. Для этого и нужно изучение истории мировой мифологии и символики. И это магистральный путь развития психологической науки, который открыл уже Юнг.
И вот тогда можно было бы лучше отождествляться с миром и коллективным разумом, не сопротивляясь ему — мечтала я. Просто любить — и растворяться в окружающих людях. В уюте старого хозяина гостиницы и его жены-тайки. В сочувствии его гостя-американца, подарившего Ясе бананы и большие мягкие мандарины, размером с апельсин. Все-таки они помогли мне понять, что сочувствием наделены не только русские. И что Россия может открыться миру — если у нее будет то, что она может ему дать.
ГРАНИЦА С БИРМОЙ И ЛАОСОМ — «ЗОЛОТОЙ ТРЕУГОЛЬНИК»
На следующий день мы выехали в Золотой Треугольник: так называется место слияния трех рек — или трех рукавов реки Меконг на границе Таиланда, Бирмы и Лаоса. В месте слияния образуется большой и плоский живописный остров, во времена паводков скрывающийся под водой, и это природно красивый пейзаж. Особенно если глядеть на него с высокого берега — со стороны Таиланда. На берегу реки стоит огромная массивная арка в честь слияния трех рек, с драконами, павлинами и слонами и картой четырех стран (Китай тоже обозначен, кроме Лаоса и Бирмы, которая по-Тайски называется Мьянмар). Там можно покататься на лодке — но лучше, если компанией: нам вдвоем это показалось дорого. Вдобавок нам не понравились физиономии тайцев, зарабатывавших на этом деньги, относясь к туристам, как к дойным коровам.
Автобус шел до городка Чианг Сен: он уже тоже стоит на реке Меконг. В Чианг Сене мы посмотрели развалины храмов и высоких ступ, подобные чиангмайским. И вначале все было хорошо, но потом мы никак не могли найти транспорта, который был довез нас до Золотого Треугольника, что находится в 8-ми километрах. Тайцы с лодками и несусветными ценами нам не нравились. Последний микроавтобус ушел чуть не в 3 часа дня, пока мы ходили к реке — искупаться. Вдобавок Яся боялась купаться в быстрой воде Меконга, хотя я спустилась к реке ради нее. А идти в жару куда бы то ни было в моем нормальном темпе она тоже отказывалась. Я стала нервничать и ругать дочку, разрушая возникший накануне идеал общаться в семье столь же мягко, как это делают в Таиланде иностранцы или сами тайцы.
Тайцы, как и индусы, внутренне нежнее и мягче нас. В горах это стало более понятно. Когда я в Чианг Рае выясняла дорогу, тайцы отвечали: "говорите медленнее". Замедлив темп речи, я лишила ее силовых ударений (которых лишена Тайская речь, где вместо ударений тоны). Я как бы тоже стала ее пропевать, в каждое слово успевая вложить образный смысл того, что я на самом деле хочу передать. В таком варианте они понимали меня с первого, а не с десятого раза.
