— Итак, отношения с виолончелью выяснились до конца?
— А никаких отношений больше нет. С некоторых пор я не могу понять, где мы с ней разъединены. У меня есть два моих портрета, один давнишний, Сальвадора Дали, другой, сделанный позже, такого замечательного художника Гликмана, он живет в Германии, ему за восемьдесят сейчас. Так у Дали мы вдвоем с виолончелью, я ее держу, все отлично. А у Гликмана — я есть, а виолончель стала таким красным пятном у меня на животе, вроде вскрытой брюшины. И в самом деле, я ощущаю ее теперь так, как, видимо, певец ощущает свои голосовые связки. Никакого затруднения при воспроизведении звуков я не испытываю. Я же говорю, не отдавая себе отчета — как. Так же и играю, безотчетно. Она перестала быть инструментом.
— Ей, наверное, обидно. Так раствориться…
— Еще как обидно-то! Ничего, потерпит.
Ну, не знаю, не знаю. С капризными этими созданиями лучше поосторожней. Чуть перегнул палку и… Тут как-то явился он на концерт в Лондон. Опаздывал, торопился. Уже в Хитроу начал нервничать, раздраженно дернул свой бесценный сейф с сокровищем, и тут же тяжелая стальная платформа, на которой закреплен футляр, ударила ему по пятке. Он вырубился. Врач сделал обезболивание, и Маэстро, прихрамывая, кинулся на концерт. И на следующий. Обезболивал и играл. Через несколько дней нога чудовищно распухла. Оказывается, пятка была раздроблена и уже началось заражение. Больница, операция. Зачем-то он позвонил в Москву Веронике. «Откуда ты, Слава?» — «Да из больницы, сейчас сделают операцию — и я снова на ногах!» Вероника обмерла и принялась звонить Вишневской: «Галя, что у Славы с ногой?» — «С какой ногой? — рассердилась Галина Павловна. — Что за чушь?!» Потом она перезвонила уже из больницы, она уже сидела в палате возле притихшего своего мужа, который сразу осознал степень своей вины и постигшего его несчастья, со всеми доводами жены немедленно он согласился, проникся, обещал быть хорошим. И вся больница стояла уже на ушах, послушно внимая распоряжениям, которые своим знаменитым, всюду проникающим голосом отдавала прославленная жена прославленного Маэстро.
Испытывать терпение женщин Мстислав Леопольдович не рискует. Поэтому он им просто ничего не сообщает, не нагружает своими несчастьями. Всю жизнь он поворачивался к женщинам своей удачливой, праздничной стороной. Тем самым он от них очень хорошо защищен, ибо их раздражение гораздо опасней, чем возможные обиды капризной, но малоподвижной виолончели. И тем не менее женщины в его жизни по значимости всегда шли сразу за ней.
