К нам едет Пересвет. Отчет за нулевые | страница 24
С тем же видом «двоечники» рассказывают друг другу, как они на уроке закурили под партой.
Отметим, как Толстая останавливается на зрении писателей — то «слепой», то «подслеповатый». Видимо, она сама хорошо видит.
Что касается отношения Татьяны Толстой к советской литературе, то комментарии здесь излишни. Ну, не читала она ни Михаила Шолохова, ни «Железный поток» Александра Серафимовича, ни «Партизанские повести» Всеволода Иванова, — какой с нее спрос.
Как ленивые и косные читатели выбирают книги только с картинками или с большим шрифтом, так же Толстая отбирает то, что близко ей по духу.
Живой пример: в эссе «Переводные картинки» Татьяна Толстая замечает, что «…про бордели и кокоток ведь читать интереснее, чем про шахты и закопченных шахтеров…». Отметим вскользь, что после «босых оборвышей» никакие «закопченные» шахтеры уже не удивляют. Что же касается читательских приоритетов Толстой — ее мнение разделяют многие, искренне считая, что проститутки привлекательнее рабочих. Но смотрим дальше — в эссе «Купцы и художники» та же Толстая пишет: «В ранней юности я соблазнилась прочесть роман Золя „Дамское счастье“, естественно, ожидая альковных подробностей… Оказалось, это не про любовь, а про универмаг, про новый, прогрессивный, капиталистический способ торговли. Оказалось, это интереснее любых поцелуев».
Вот ведь как получается у Толстой: про «чумазых» рабочих — это тоска, а о прогрессивных предпринимателях — просто наслаждение. На вкус и цвет товарищей нет, это так, но ведь Толстая филолог, откуда такая нездоровая претенциозность? Смею уверить, что так называемые производственные романы «Время, вперед!» Валентина Катаева или «Соть» Леонида Леонова не менее интересны, чем Золя.
«Что ты пристал к Толстой? — сказали мне как-то. — У нее свое мнение, у тебя — свое».
Я согласен, что у нее свое мнение. Более того, я знаю, что ее мнение стоит. У самой же Толстой и вычитал (эссе «Квадрат»): «„Десакрализация“ — лозунг XX века, лозунг неучей, посредственностей и бездарностей. Это индульгенция, которую одни бездари выдают другим, убеждая третьих, что так оно все и должно быть <…> что каждый имеет право судить о каждом, что авторитетов не может быть в принципе…»
Не знаю, кто и когда выдал индульгенцию самой Толстой, но судит она обо всем подряд легко и смело.
Ну почему, почему она не остановится на литературной критике, на том, чему она хотя бы училась? Так была бы простительна ее неприязнь к Чернышевскому! Но нет, собственно литературных рецензий в ее публицистике минимум. Походя в эссе «Квадрат» она замечает, что, «числясь „экспертом“ по „современному искусству“ (здесь кавычки скромно расставила сама Толстая. —