Дети пустоты | страница 90



Стоим у дверей, толпа пассажиров обтекает нас со всех сторон.

— Ну че, как обычно — ты за билетами, мы потусим? — спрашивает Сапог у Тёхи.

Видок у нас аховый — Губастый весь в бланшах, я тоже. У Сапога рассечена бровь, только Шуня и Тёха выглядят более-менее. Чем скорее мы куда-нибудь спрячемся, тем лучше.

— С бабками напряг, — говорит Тёха после короткого раздумья.

Все понятно. Пока тепло, неплохо было бы подзаработать. Но как и где?

Неподалеку пасется мужик лет тридцати, одетый в яркий оранжевый пуховик с черными полосками на рукавах. Он смотрит на нас, явно что-то прикидывая. На косаря вроде не похож, но кто их здесь, в Красноярске, знает? Может, переодетый опер?

— Ладно, пошли внутрь, — объявляет Тёха.

Мы трогаемся, но тут оранжевый загораживает нам путь.

— Привет! Ребята, заработать хотите?

— На ловца и зверь, — бурчит Тёха. — Че делать надо?

— Агитаторами на выборной кампании, — не очень понятно объясняет мужик.

— Денег сколько?

— Не обидим! У нас автобус, пойдемте, довезу до штаба. Меня зовут Антон.

— Какого еще штаба?

Он улыбается.

— Предвыборного!

***

Едем через весь город куда-то на окраину. Наконец автобус останавливается возле двухэтажного дома.

— Вылезайте! — командует Антон. — Идите за мной.

Шагаем по длинному коридору, заставленному шкафами. К стене прислонен большой плакат: «Петр Халл — это чистый город, порядок на улицах и забота о каждом. Голосуйте за Петра Халла!» Рядом плакат поменьше: «Петр Халл — наш депутат!» То и дело навстречу нам попадаются какие-то люди с пачками листовок, в воздухе висит табачный дым.

Антон толкает дверь, кивает:

— Проходите.

Помещение — явно бывший школьный кабинет: парты, доска, портреты замшелых писателей на стене. У доски двое: толстый дядька, удивительно похожий на нашего Бройлера, и человек-гора в черном костюме-тройке. Человек-гора наголо брит, толстяк, наоборот, волосат, как павиан. Этим он, кстати, отличается от лысого Бройлера. И с руками у него все в порядке. Есть руки.

Мы топчемся у двери. «Оранжевый» Антон делает нам знак — тихо, мол. Тихо — потому что двое у доски спорят, и, судя по всему, уже давно.

— Демократия в России невозможна, как невозможно посадить на смоленском огороде эквадорский банан! — веско басит человек-гора. — Он не будет расти, не будет плодоносить, он погибнет в нашем климате, проиграв битву за жизнь какой-нибудь репе или свекле. При этом репа в Эквадоре вполне себе может расти и плодоносить. Но оставим ботанические аллегории, перейдем к главному…