— Умойтесь. Меня Тёха зовут.
— А почему «Тёха»? — спросил я, чтобы что-то спросить.
— Фамилия — Тетёхин, — ответил он.
Я в другое время улыбнулся бы, наверно, смешная фамилия, но сейчас было как-то не до смеха.
— Откуда вы? — спросил Тёха.
Памятуя, какую реакцию вызвал мой ответ в прошлый раз, я прошамкал разбитыми губами:
— Сегодня только приехали.
— Не тупи, — раздраженно сказал наш новый знакомец. — Я спросил — откуда?
Губастый, испуганно поглядывая на меня, ответил.
— Че тут делаете? — продолжил допрос Тёха.
— Мы с детдома сбежали, — мне почему-то не хотелось рассказывать про то, что в Москве «можно жить».
— Ты че, сука, травишь? — рявкнул Тёха, резко поворачиваясь ко мне. — Сказал — не тупи!
И тут Губастый, которого, видимо, все последние события вконец измотали, заревел навзрыд. Он сидел на синем пластмассовом ящике из-под бутылок, держась окровавленными руками за грязную голову, и плакал, как маленький ребенок, — задыхаясь, захлебываясь слезами…
Тёха подошел к нему, замер в раздумьях, а потом произнес неожиданно осипшим голосом:
— Ну все, все! Никто вас больше не обидит. Со мной будете. Все, я сказа-ал!
***
Нам везет. В сумке прикинутого мужика оказывается масса всякого ценного барахла — ноутбук, мобила без симки, спортивный костюм, свитер, папка с документами, несколько ярких тоненьких книжек, жареная курица, помидоры, колбаса и хлеб в пакете, игра «Тетрис», бутылка коньяка «Черный аист», два полотенца и дорожная мелочь — зубная щетка, бритва, шампунь, гондоны, чай в пакетиках, сахар и плеер с наушниками.
Мы вываливаем все это добро на стол и, прежде чем нести Менеджеру, берем то, что может пригодиться самим. Тёха забирает бритву и коньяк, Сапог — плеер, я — свитер, Губастый — книжки, Хорек, счастливо улыбаясь, тискает в цыпкастых руках «Тетрис», а Шуня приватизирует все мыльные принадлежности и презервативы.
Жратву мы тут же приходуем по назначению. Домашняя курица, запеченная в духовке, без всех этих чурковатых приправ, которыми обычно ее посыпают в грилятниках, — это такой кайф! Потом Тёха кидает добычу в большой ашановский пакет и идет к Менеджеру.
Нам нечего делать, и, развалившись на диване в блаженной сытой истоме, мы вяло переговариваемся, обсуждая сегодняшний скачок. По всему выходит, что ребята мы лихие, умелые и надо бросать осточертевшую работу в пробках и переходить на благородный скачковый промысел.
Больше всех за это дело агитирует Сапог:
— Мы что, чмошники? Забодало уже бензин нюхать. Иногда так башка болит, что глаза наружу вылазят. А на скачке все классно выходит: р-раз — и полна коробочка: и бабэ есть, и хавчик, и шмотки. Можно не только бухих, а и так…
