— Это возможно, — вздохнул Рокко.
— А пока я задам вам два-три вопроса для моего личного удовлетворения. Вы сами сознались, что игра окончена, а потому вы можете ответить на них со всем чистосердечием, на какое вы только окажетесь способны. Понимаете?
— Понимаю, — спокойно проговорил Рокко. — Но думаю, что я не на всякий вопрос смогу вам ответить. Сделаю, впрочем, что смогу.
— Хорошо, — начал Раксоль, откашливаясь. — В чем состоит ваш заговор? Ответьте мне в двух словах.
— Не скажу и в тысяче слов. Это, знаете ли, не моя тайна.
— Почему был отравлен бедный Диммок? — Миллионер невольно понизил голос при взгляде на тело несчастного юноши.
— Не знаю, могу лишь уведомить вас, что я не давал согласия на этот пункт программы. И пока это не было сделано, я ничего об этом не знал. Говорю вам, что это меня порядочно рассердило.
— Вы хотите сказать, что не знаете, за что Диммок был обречен на смерть?
— Я хочу сказать, что не мог понять необходимости этого. Конечно, он… гм… умер потому, что вздумал пойти на попятную, несмотря на то что прежде согласился действовать заодно. Считаю себя вправе сказать это, так как вы, вероятно, и сами уже догадались. Но я торжественно утверждаю, что возражал против убийства.
— Значит, здесь имело место убийство?
— Это было что-то вроде убийства, — согласился Рокко.
— Кто же его убил?
— Непозволительный вопрос! — заявил Рокко.
— Кто принимает участие в этой милой интриге, кроме Жюля и вас самих?
— Не знаю, честное слово.
— Ну, в таком случае скажите мне следующее: что вы делали с телом Диммока?
— Я его бальзамировал.
— Бальзамировали?!
— Разумеется, по усовершенствованной мною системе Ричардсона — артериального вспрыскивания жидкости. Вы не знали, что в числе прочих талантов я обладаю еще и искусством бальзамирования? Однако это так…
— Но зачем? — спросил Раксоль со все возраставшим удивлением. — Зачем вы взяли на себя труд бальзамировать тело несчастного юноши?
— Неужели вы не понимаете? Разве это не ясно? Об этом теле следует хорошо заботиться. Оно заключает, или, вернее, заключало в себе важные улики против лиц, еще неизвестных полиции. Легко может случиться, что появится необходимость перевезти его с одного места на другое. Труп не может быть укрываем долгое время, труп всегда выдаст себя. Бросить его в Темзу не представлялось возможным: меньше чем через полдня его бы уже нашли. Зарыть его также нельзя — это не вполне безопасно. Единственно, что было возможно, это держать его под рукой, и в таком виде, чтобы он был готов ко всяким случайностям. Мне излишне объяснять вам, что, не бальзамируя тело, его невозможно сохранить дольше четырех или пяти дней, эта субстанция плохо консервируется. Итак, было решено, что я забальзамирую его, и я это исполнил. Заметьте: хоть я и возражал против убийства, но отказать в помощи товарищу не мог, вы это понимаете, не правда ли? Ну, вот и все дело как на ладони.
