Раксоль взял с собой наверх одного старого рассыльного, уже много лет исполнявшего обязанности помощника швейцара в отеле — человека пожилого, сухопарого, как терьер, и выносливого, как дворняжка. Войдя в комнату с Жюлем, руки которого были связаны, миллионер приказал рассыльному остаться у дверей в коридор.
Комната Жюля представляла собой обыкновенное помещение, разве чуть-чуть получше тех, что отводятся для прислуги в гостиницах восточной части Лондона. Она была четырнадцати футов длиной и двенадцати шириной. Вся обстановка ее состояла из кровати, маленького платяного шкафа, умывальника, стола и двух стульев. Около двери в стене были вбиты два крючка, ветхий коврик лежал перед кроватью, а на железной полке камина красовалось несколько дешевых украшений. С потолка свисала электрическая лампа. Маленькое четырехугольное окошко располагалось высоко от пола и выходило во внутренний двор. Комнатка помещалась на верхнем этаже — восьмом, и из нее можно было видеть только часть двора. На двадцать футов ниже окна шел узкий карниз, а над ним — высокая, остроконечная крыша гостиницы, которую, впрочем, из самого окна нельзя было увидеть. Осмотрев окно и выглянув из него, Раксоль решил, что через него во всяком случае Жюлю убежать не удастся. Он также осмотрел камин, но дымовая труба последнего оказалась слишком узкой, чтобы в нее мог пролезть человек.
Тогда Раксоль позвал рассыльного в комнату, и они вдвоем крепко привязали Жюля к кровати, однако же так, чтобы ему было удобно лежать. Пленник за все время не открыл рта и только улыбался презрительной улыбкой. Раксоль убрал украшения, ковер, стулья, вывинтил крючки из стен комнаты. Наконец, он запер дверь на ключ, который положил к себе в карман.
— Вы останетесь здесь на страже, — велел он рассыльному, — и просторожите всю ночь. Можете сесть на этот стул, но смотрите не засните. Если вы услышите хоть малейший шум, свистните в свисток, уж я постараюсь, чтобы этот сигнал не остался без ответа. Если же шума не будет, то ничего не предпринимайте. Я не хочу, чтобы об этом болтали, понимаете? Я полагаюсь на вас, а вы можете также положиться на меня.
— Но прислуга увидит меня здесь, когда поднимется завтра утром, — с легкой улыбкой возразил рассыльный, — и все они наверняка начнут расспрашивать, зачем я здесь сижу. Что мне им сказать?
— Ведь вы, кажется, были солдатом, не так ли?
— Я участвовал в трех кампаниях, сэр. — И со вполне понятной гордостью старик указал на медали, украшавшие его грудь.
