— Господи, почему?
— Вы знаете, что здешняя природа, нам совершенно неизвестная, не скрывает своих секретов от Тома.
— Конечно, без сомнения.
— Так вот, это дерево — вай-вайга. Теперь понимаете?
Вай-вайга? А что это значит?
— Дерево Птиц.
— Но, дорогой друг, здесь на всех деревьях полно птиц.
— Я никогда не видел такого дерева, но слышал о нем из наводящих ужас рассказов связных, вернувшихся с равнины Бюиссон. Они ничего не преувеличивают. Посмотрите лучше, что творится с Томом!
— По-моему, перед нами дерево, именуемое Уртика гигас. Оно кажется совершенно безобидным.
— Символ смерти…
— Вы преувеличиваете.
— Ни в коем случае. Это дерево известно некоторым натуралистам под названием Дерева Птиц, — любая из них, прикоснувшись к его листьям, моментально погибает.
— Черт побери! Значит, это действительно серьезно?
— Разве я похож на шутника? Взгляните на побелевшие скелетики, разбросанные по траве. То — его жертвы!
— Тогда надо поскорее убираться отсюда.
С любопытством натуралиста я подошел к дереву-убийце и с осторожностью осмотрел его.
— Подумаешь! — раздался голос позади меня. — Какие-то выдумки. Я лично хочу спать, и меня не удержит никакое Дерево Птиц. Вот растянусь под ним и прикорну.
Это был Сириль. Известный скептик, он вознамерился подойти ближе к кроне.
— Берегись! — предостерег я. — Может случиться несчастье!
— Да будет тебе! Вся эта паника из-за того, что черномазый хочет навредить нам. Какая там опасность? Смотри!.. — Сириль схватился за большой лист и тут же рухнул наземь.
Я вскрикнул, решив, что он погиб.
Том сделал предостерегающий жест и, потребовав, чтобы мы отошли подальше, вынес из-под тени молодого человека, недвижимого, как труп.
Пальцы Сириля по-прежнему судорожно сжимали лист, и старый абориген обмотал руку тряпкой, чтобы избежать прикосновения кожи к смертоносному растению, а затем вытащил его с величайшей предосторожностью и отшвырнул прочь.
Мы быстро раздели Сириля. Тщетно я пытался понять, что за чудовищное зло сразило здоровяка. Нигде не было видно ни следа внешних повреждений. Хотя сразу бросилось в глаза, что вся правая сторона его тела приобрела мертвенно-бледный синеватый оттенок. Она была обескровлена и нечувствительна, словно долгое время находилась под действием сильного анестезирующего средства. Однако сердце Сириля билось, правда, очень слабо. Появилась ничтожная надежда. Я попробовал сделать искусственное дыхание, растирание водкой. Облегчения не наступало.
