— Минуточку! — Я подняла руку. — Ничего подобного я не говорила. Всего лишь повторила слова покойного.
Незначительная разница, но, на мой взгляд, существенная. Увы, гостья не желала вдаваться в тонкости.
— Вы обвинили меня в убийстве! — рявкнула она.
— Ошибаетесь. Я не делала никаких заявлений. Вас обвинил Бартлет. Не я.
— Да ладно трепать-то! — съязвила Вирджиния.
Надо же, дама в невероятно элегантном костюме употребляет столь вульгарные выражения!
— Тем не менее я не говорила того, что сказала. — Надеюсь, она меня поняла. Разозлившись, я порой начинаю заговариваться. А Вирджинии удалось-таки вывести меня из равновесия. Ради чего, спрашивается, эта нахалка выдернула меня из-за стола? — Я рассказала полиции то, что узнала от Бартлета. Повторила его слова, и все.
Пятна на щеках мисс Кеньон стали почти такого же цвета, что и воротник на ее костюме, — кораллового.
— Значит, вы неправильно расслышали! — Гостья буквально задыхалась от гнева. К сожалению, она нашла в себе силы закончить: — Я пришла, чтобы предупредить: если вы и дальше будете распространять обо мне гнусную ложь, я привлеку вас к суду за клевету! Даю слово!
С ума сойти! Только я избавилась — если можно так выразиться — от одного иска, как мне угрожают другим. Похоже, я становлюсь мечтой адвокатов. Вечная ответчица.
— Послушайте, вам не о чем беспокоиться. Подозрения сами по себе ничего не значат, если нет мотива преступления. А разве он у вас был?
Моим намерением было успокоить посетительницу, залить, так сказать, водой бушевавшее в ней пламя, но реакция оказалась такой, словно я плеснула в огонь не водой, а маслом.
Вирджиния скрестила руки на груди и вздернула подбородок.
— К вашему сведению, я не общаюсь с людишками вроде Эдварда Бартлета. — Гостья скривила идеально накрашенный рот. — Он был жалким адвокатишкой и мерзким пронырой, в клиентах у него всякая шваль… подонки общества!
Оставалось надеяться, что мисс Кеньон не попросят произнести надгробное слово.
— К тому же я его почти не знала… А с Портером у них было очень отдаленное знакомство. — Тряхнув головой, Вирджиния фыркнула. — Мы с Портером вращаемся в иных кругах… более патрицианских.
Надо же, живые патриции! Где Вирджиния обретается, по ее мнению? В Древнем Риме? Почему-то мне трудно было представить ее в тоге среди увитых венками римлян.
А не врет ли моя гостья как сивая кобыла? Для дамы, вращающейся в «иных» кругах, она подозрительно много знает о Бартлете.
