В «Куке» речь идет о поиске пропавшей сироты, фильм «Беглянки» затрагивает вопрос потерянной любви и испорченных отношений (или потенциала). В каждой ситуации не хватает кусочка из головоломки реальности — без него нет ни малейшего шанса на разрешение проблемы. В «Куке» женщина разыскивает девочку, которая могла бы стать ее дочерью буквально, юридически или духовно. И вот наступает переломный момент в ее поисках, когда нашей взрослой героине мерещится малюсенькая сиротка около почты будто бы в компании какого-то пенсионера. Она подходит…
— Извините: вот эта девочка…
— Не со мной. Не знаю…
— Разве не с Вами?
— Бог с Вами…
— Ну, извините…
Место действия радикально расширяется: городской розыск неожиданно становится духовной мистерией. Какую опору найдет себе наша героиня в зримой действительности, если она и так уже сбита с толку этими загадочными, полумистическими репликами прохожих? Где поборницы физической близости, материнства или семейного «товарищества» могут найти вдохновение и путь к Богу? В кабинете отдела социальной реабилитации детей висит портрет маршала Жукова в орденах за смелость — портрет государства.
Вторая возможная опора находится совсем в иной и в то же время — параллельной сфере. У девочки Куки — крошечной точки, потерянной где-то в бесконечном городском лабиринте, — есть свое понимание высшей силы. В одной сцене она сидит на питерской набережной и обсуждает свое положение с сочувствующим взрослым; выясняется достаточно скоро, однако, что многословные разговоры с этим дяденькой ни к чему не приводят. Болтать можно бесконечно о том, что она брошена в бесконечном городе и в абсолютной пустоте, но всё напрасно. Слова ни к чему. Более точные обозначения безбрежности и пустоты она найдет в другом месте. Она встает и вежливо объясняет: «Ну всё, дядя… засиделась тут. Пора мне идти мультики смотреть».
Какое отношение имеют мультики к советской грандиозности или сегодняшней духовности? Прямое. Русская мультипликация особенно гордилась своей ролью в формировании социалистического, «прогрессивного» общества. Она обладала огромной художественной ценностью, обогащая педагогический процесс, но редко прибегала к прямолинейным доктринерским приемам «взрослого» политического искусства. Чаще всего советские мультики не имели отношения к командным призывам типа «Вперед!». В этом была их польза. В этих семиминутных фильмах герои отдаются вневременным, неосязаемым и непредсказуемым силам, неподвластным контролю: любви, ужасу, страсти, природе или колдовству. Политика, однако, связана с теориями мастерства и прогрессом. Мультипликация рассказывает о слияниях, поглощениях и метаморфозах, к которым, разумеется, политика стремится в принципе! Разница в том, что мультипликационное кино представляет эти изменения магическими, рискованными и — в личном плане — ошеломляющими событиями. И русским анимационным героям порой хватает той самой аршавинской смелости отдаться полноте (всех возможностей), надеясь, что справятся. Они отдаются всему, как футболист потоку игры.
