Когда я понтуюсь, то рано или поздно (очень даже скоро!) действительность меня догонит, и тогда собеседник или соперник уже не будет во власти иллюзии. Дело только во времени. Как было умно сказано на одном онлайновом форуме, если некая особа утверждает по поводу даже далекого будущего, что «никогда не наденет дешевую шмотку, купленную на рынке» или ни за что не спустится в грязное метро — это понт. А поскольку понт сам по себе длиться долго не может (или должен повторяться), то «нужда скоро припрет, как миленькая сядет».[12]
Иногда это соответствует денежным обстоятельствам, иногда нет. Некоторые исследователи, объясняя природу понта, ставят знак тождества между причиной такого поведения и капиталом. Для них понт — это «способ общения в эпоху раннего капитализма» среди клиентов модных клубов, ресторанов и баров, желающих занимать первое место у стойки.[13] Такую ситуацию можно легко представить на американском Диком Западе: вокруг одна пустыня, посреди которой построен первый бар. Местоположение стульев делает его сразу же ареной демонстрации социального статуса. И тогда — в абсолютно незнакомом месте, совсем ненадолго — придумывается мимолетный жест, чтобы создать впечатление долговременной, неопровержимой важности. Все выражается в пространстве: «Во! Смотри-ка, какоооое место я тут занимаю…» — ну да, в стране бесконечных дюн, усеянных загорающими русскими утками.
Понт — желание добиться и удержать «первое место» в мире, который (пока) твоего статуса не знает. Понт — поиск постоянства в нестабильных условиях, среди вечно перемещающихся дюн например. Поэтому надо казаться главнейшим. Дело скорее в презумпции какого-то умения или дара, чем в его присутствии. И победа, и поражение зависят от иллюзии владения. Итак, выходит, что «наличие реальных знаний, талантов, способностей… исключает понты?.. Ведь понты они потому и понты, что пустые (даже слово какое-то пустое)».[14] Правильно!
Это настоятельное, беспрестанное стремление заявить о себе «я — первый» или «мы знаем лучше всех». Быть первым, однако, значит быть последним: больше никто меня не одолеет. Это адская, черная работа в надежде создать имидж легкого контроля над миром. Поскольку охота за неопровержимым статусом или полной, окончательной и поэтому «истинной» значимостью не знает преград, «кое-что» быстро станет «ничем», как в вышеупомянутой патриотической песне «Россия» из экранизации Солженицына. Надменное упорство станет празднованием того, чего не было.
