Но дождь, не замирая ни на минуту, монотонно шелестел за окном, предрекая мне еще не один день вынужденного заключения в моей келье. Продолжать исследования дома, глотая пыль и спотыкаясь в потемках о всякую рухлядь, мне не хотелось, и я начал подходить уже к дикой мысли нанести-таки визит бабке Греты, но, сочтя, что это будет выглядеть малодушием с моей стороны, после того как я со столь недвусмысленным скепсисом отнесся к этому предложению, я эту идею категорически отверг.
Послонявшись некоторое время от нечего делать по комнате, я все же решил начать свои записи, кои намеревался позже донести до потомков в виде мемуаров и благодаря которым вам становится известна моя история.
В моем далеком детстве я неоднократно порывался доверить бумаге свои незрелые думы, будучи искренне убежден, что мои нелепые стихи и пустые потуги в прозе являют собой образцы литературной мысли, призванные со временем занять достойное место на полке мировых шедевров. На самом же деле, ни одно мое творческое поползновение не шло дальше нескольких страниц довольно несуразного текста, представлявшего собой беспорядочную смесь детской наивности, восторженной глупости и вызванного непрекращающимися ночными кошмарами страха, причем текст этот я, как правило, бросал на полуслове ради того, чтобы начать новый, столь же никчемный. В этом не было ничего удивительного, ибо, барахтаясь в теплых волнах неопытности, довольно трудно, если не невозможно, достичь твердого берега основательности. Полагаю, впрочем, я не был одинок в своем, тщательно скрываемом от насмешек однокашников, увлечении. Вряд ли найдется человек, в глубине письменного стола которого не скрывалась бы старая потрепанная тетрадь с аккуратно выведенным именем в верхнем правом углу, хранящая его первые впечатления об устройстве мира.
По настоящему писать я так и не научился, избрав в жизни и для жизни иной путь, ни коим образом не пересекающийся с моими детскими мечтами, что само по себе не так уж и страшно. Многие ли из нас стали космонавтами или киноактрисами? По досадной ошибке судьбы, бороздит межзвездные пространства и раздает автографы востороженным почитателям всегда кто-то другой. Мы же утешаемся мыслью, что прочный фундамент, частью которого нам пришлось являться, порой важнее установленной на нем взмывающей к небесам стелы.
Тем более, я был не совсем таким, как мои товарищи по разноцветному детству. У меня была тайна – мой ночной кошмар – всегда один и тот же и всегда липкий от испытываемого мною ужаса! Но, когда я попытался заговорить об этом с матерью, то смог в ее ответной тираде различить единственное слово – психиатр, которое повергло меня в ужас едва ли не больше, чем само сновидение и заставило меня навсегда замолчать о своих переживаниях.
