— Шла бы на службу. Работают же жены наркомов.
— Да что с тобой творится! Откуда эта злость, Андрюша?..
— А откуда Рубчинская узнала о Хорунжем? От Настены? Да кто в это поверит!.. — Он понизил голос до драматического шепота.
— При чем туг Настена? — удивленно проговорила Вероника Станиславовна, осторожно касаясь его плеча. — Юля в дружбе с Лесей, его падчерицей. И если бы она знала, мне бы первой сказала…
— Первой… Не трогай меня, Вероника!
— Ну, совсем расклеился. Успокойся, Андрей, возьми себя в руки! — Вероника Станиславовна нахмурилась. — Погоди… Я, кажется, понимаю… Господи, да ведь ты все на свете перепутал! Юлия говорила о совершенно другом человеке — нашем здешнем соседе…
— Что за сосед?
— Бушмак.
— Этот пьяница?
— Очнись! Какой пьяница? Ты же сам каждый день видел его с балкона — дома-то почти напротив!
— Так это Зюк? Черт!.. — Андрей Любомирович ошеломленно заморгал. — Он ведь, кажется, не голодал, Настена что ни день туда носила… Книги брал… Вот так номер! Он же моложе меня…
Юзик Бушмак, по-местному Зюк, жил бобылем в полуразвалившейся хате на том же краю поселка, где стояла бывшая усадьба Рубчинских. Это соседство стало предметом торга, когда Андрей Любомирович обсуждал с адвокатом условия покупки. Покосившаяся серая развалюха с мутными стеклами, щербатым порогом со следами топора и постоянно распахнутой настежь дощатой дверью портила красоту холмов и речной излучины, так славно вписывавшейся в оконный проем его будущего кабинета.
«Да что вы такое говорите! А кто, по-вашему, присмотрит за домом, когда вы зимой переберетесь в город?» — возмутился адвокат и повел Филиппенко знакомиться с Зюком. Тогда запомнились только пронзительно синие глаза, бритое желтое лицо с ввалившимися щеками и растерянная улыбка, когда они обменялись рукопожатиями. Зюк оказался предельно скуп на слова и довольно чисто, хоть и бедно, одет.
«Кто он такой, — поинтересовался Андрей Любомирович, когда они с Рубчинским вернулись на дачу, — и почему там все так запущено? Ведь вроде не больной, не немощный?» «Душа-двойник, — последовал загадочный ответ, — а такой душе все едино. Да вы не думайте, Бушмак — неплохой человек. Ему чужого не надо». — «А родня?» — «Мой покойный отец, — усмехнулся Рубчинский, — рассказывал, что эта хата стояла здесь и тогда, когда никаких дач не было. Ни частных, ни государственных. Зюк здесь и родился, а мать его умерла родами. Об остальных ничего не известно. Тогда, конечно, все выглядело иначе. Вы заметили — вокруг был большой сад. Яблони за баней видели? Анисовка. Старые, наполовину высохшие, но все еще плодоносят». — «Сад этот сильно смахивает на джунгли, а считать баней два десятка сгнивших бревен я категорически отказываюсь». — «Не знаю, не знаю, — пожал плечами адвокат, — лично мне Зюк по душе, мы с ним всегда ладили. У него золотые руки, поверьте, и дом когда-то, был как картинка в журнале „Поместье и усадьба“ — помните такой?.. Все меняется, не один Бушмак…»
