— А что произошло потом? — с расширенными глазами спросил Тристам.
— Э, да вы совсем ничего не знаете! — удивился старик.
— Богачи, наверное, испугались? — неуверенно предположил Том.
— Ясное дело! Еще как испугались. Они были готовы отказаться от свободы, лишь бы ничем не рисковать! Дурачье… Принялись петь хвалы тирану. «Да здравствует король» — на все у них был один ответ. Да здравствует король… Они и не думали сражаться против летающих крепостей, против воздушных патрулей. Глаза-то у них были, да видеть они ничего не видели, слепцы. Болваны… Все, все, от первого до последнего.
Старик встал с нар и распрямился: он снова пришел в крайнее возбуждение. Друзья на всякий случай отодвинулись подальше.
— Болваны… — повторил старик, ходя по камере кругами. — Они сместили мэра и упрятали его в тюрьму. Выгнали коренных жителей из их домов, поселили за горой и заставляют работать на себя на своих рисовых плантациях. Рабовладельцы, настоящие рабовладельцы!
— А что стало с бывшим мэром? — спросил Тристам.
— Он теперь никуда не годный старик. Его гложет тоска, ест поедом. Он ведь не смог защитить свой народ.
Старец на мгновение замолчал. Его лицо было печальным и мудрым — так светятся лица людей, посвятивших свою жизнь заботам о других.
— Если кто-то управляет королевством, городом или войском, опираясь на страх, — добавил он, — это либо продажный человек, либо умалишенный. Иначе не бывает. Мэр это знал. Но ему не удалось избавить новых жителей от страха. Он потерпел неудачу. Значит, он заслуживает своей теперешней участи. У него почти не осталось радостей в жизни — только внук и его флейта. Он очень любит слушать в своей тюремной камере, как мальчик играет.
Том и Тристам переглянулись и вновь уставились на старика.
— Он сидит в этой тюрьме? — спросил Тристам.
— Это вы? — сказал Том. — Вы были раньше мэром этого города?
— Да, по-моему, я. Но я здесь уже так долго… Я не совсем уверен в этом.
— Вы знакомы с Зельдой Хизер? — продолжил Том.
— С Зельдой?… Да, она хитрая: умеет надевать на себя маску… Ничего не поделаешь: приходится изображать покорность… Притворяться. Зато она разрешает моему Мунди играть! Это она теперь стала мэром города.
— Как? — воскликнули двое друзей. — Не может быть!
Старик снова улегся на нары и завернулся в ветхое одеяло. Тристам и Том больше не смогли добиться от него ни слова; бедняга совсем обессилел и вскоре заснул. Может быть, прежний мэр слышал во сне флейту своего внука.
