На улицах и в переулках города народу по-прежнему было маловато. Если же остаться честным до конца — ни единого человека. Хотя из-за соседских ворот померещились инженеру любопытные взгляды и перешептывания, что даже позволило ему обратиться в светлое расположение духа — как свидетельство очевидного возврата к нормальному течению жизни. Он бы возрадовался и более того, выйди к нему из окрестных калиток настырные местные сплетницы или бойкие до расспросов ребятишки, а ведь во времена прошлые, существовавшие до города Дорог, Яромир сильнее всего не мог терпеть, когда к нему «лезли», особенно если с праздно-любознательным интересом. Ныне же он добровольно готов был перемахнуть хоть бы через самый высокий забор, окликни нового заводского сторожа кто-нибудь посторонний для бездельного общения.
Гуляя мимо чужих палисадников, инженер опять оказался, будто и против воли, на единственно знакомой площади Канцурова. Подумав несколько минут, Яромир для начала направился к чайной, но не вошел, запнувшись о вывешенную табличку с надписью «санитарный час», а принялся обозревать газетный стенд, вдруг попадется нечто информационно-разъяснительное. «Время не резиновое!», все еще датированное первым апреля года 20**, тем не менее кардинально изменило содержание. На передовой нынешнего номера красовалась заглавная шапка: «Королева Анна умерла!», набранная густо-черным основательным шрифтом.
Вчитавшись в содержание, Яромир опешил поначалу, после пришел в явное, стеснительное смущение. Передовица недвусмысленно и в выражениях геройских освещала (если кто до сих пор не в курсе!) его собственные служебные похождения минувшей ночью. Припомнил он и смысл названия хвалебной статьи, исторически обозначавший давно известную всем новость, опубликованную с опозданием вослед происшествию. Впрочем, более ничего Яромир читать не стал, ни о себе, ни о других событиях, опасаясь быть заподозренным в лишнем тщеславии.
С другой стороны, никогда раньше не выпадало на его долю даже и захудалой заметки в скромной производственной многотиражке, хотя на прежнем рабочем месте, оставленном по личным пожеланиям, слыл Яромир не последним человеком. Потупившись скромно, с предательским румянцем на небритых щеках, отошел он прочь от стенда.
Обойдя спешно «Эрмитаж» с правой стороны, на задах чайной Яромир обнаружил довольно симпатичную сонную улочку, как раз содержавшую в себе необходимые для повседневного быта магазинчики. Непременно случился и винно-водочный — под игривой, трактирного письма, вывеской «Мухи дохнут!» топтались трое мужичков, считали мятые купюры.
