Наледь | страница 37
Бабка к нему не вышла. Тем не менее на пороге комнаты появилось загадочное нечто или некто — воздушная белая фигура, облаченная то ли в многослойный пышный пеньюар, то ли в маскарадный костюм, сшитый из тюлевых занавесок. Соблазнительный низкий голос произнес:
— Чего, сударь, изволите? — И сразу же края прозрачных покрывал, накинутых сверху на голову и лицо существа, разошлись в стороны.
Перед Яромиром стояла женщина. Не слишком старая, но явно не первой молодости. Хотя как раз-таки в молодости таинственная белая дама определенно была красавицей. Заметно потасканный вид, указывавший без сомнений на бурное чувственное прошлое, портил все дело. Иначе, возможно, и по сей день женщина эта не утратила бы звания прелестницы. Бледно-желтый, нездоровый цвет лица, чрезмерно заостренный носик, расплывчатый рисунок крупного рта свидетельствовали о еще одном распространенном пороке питейного свойства.
— А где бабка? — выпалил первое, что подвернулось на язык, инженер. Но сразу оговорился с виноватым полупоклоном: — Я, собственно, спрашивал Матрену. Здешнюю хозяйку. Не затруднительно ли будет позвать?
— Позвать будет затруднительно, — эхом отозвалась женщина в белом и более не добавила ничего. Глазища ее, наглые и по-лягушачьи зеленые, уставились на Яромира, вызывающе и одновременно безмятежно.
— Отчего же? — продолжал вопрошать Яромир, чувствуя — медленно, но верно его одолевает неловкость от происходящего.
— Оттого, на службе Мотя. Стало быть, я выйду ейная сестра. Нюра. Можно Нюша, только без фамильярности, коли вы настоящий кавалер, — жеманно проворковала дама в занавеске, игриво хихикнула в широкий рукав.
— Я — не настоящий, — в испуге предупредил Яромир, вспомнив сказания бабки о «сестре родной, до мужеского полу падкой». — Но фамильярничать не стану, даю в том слово.
— Тогда ступайте за мной. Обедом кормить вас буду. Иначе Мотя крепко заругается. — Одеяние Нюры или Нюши закрутилось столбом в нежный тюлевый вихрь, освобождая инженеру проход.
Пока он ел — угощение, надо сказать, вышло первый сорт, — бесстыжая Нюрка смотрела на него в упор не отрываясь. Нарочно села с противоположной стороны, подперев костлявым кулачком острый маленький подбородок, сообщавший в целом всему ее лицу нечто хитроватое, лисье. Так он и окрестил, невольно про себя, доморощенную развратницу — Лисичка.
Инженер знал: отныне и впредь именно этим прозвищем будет обозначать он в уме бабкину сестру, словно навесил на Нюшу ярлык. Яромир часто, хотя далеко не всегда, поступал подобным образом с разными людьми, произведшими на него карикатурное впечатление. Тут главное было — не проговориться вслух, осторожничать, чтобы случайно сорвавшееся слово не вызвало вдруг обидного недоразумения. Лисичка, что ж. Пусть будет Лисичка.