– Ну, описать… это вряд ли, а вот показать – могу! – огорошил дед.
– Показать? У тебя фотки есть?
– Нет, какие фотки? Что ты?.. Просто они на постой у Жени Шлявера встали – на дальнем конце участков.
– И он их впустил? – поразился я.
– Не могу сказать… Я его самого не видел, но ЭТИ сказали, что впустил! Они там уже неделю живут. Каждый день участки обходят, работу предлагают. А наш председатель молчит. Мы уж хотели милицию вызвать, но как-то повода не было – они вроде не шумели, вели себя прилично. Хотя сосед говорил, что видел, как они воруют какой-то хлам с пустых участков. А таких в товариществе хватает – по будням у нас три четверти домов пустует.
– И ты хочешь сказать, что уже целую неделю в нашем дачном поселке поселились полдесятка узбеков и никто на это не реагирует? Можно подумать, что мы в каменном веке живем и мобильные телефоны не существуют в природе? Ты не мог мне раньше позвонить? Я бы еще тогда приехал!
– Понимаешь, Игорек… Ну не казались они опасными! – с отчаянием в голосе крикнул старик. – Обычные гастарбайтеры! Забитые, всего боящиеся! И потом… Такие бригады живут на участках каждый год – делают дачникам мелкий ремонт или еще что… землю на огородах копают. Берут недорого, работают хоть и не очень качественно, но на безрыбье…
– Ага, забитые… – горько усмехнулся я. Мне ли не знать – я работал инженером на стройке и каждый день сталкивался с уроженцами Таджикистана и Узбекистана. – А забили, в результате, тебя! Ты, кстати, ментов… тьфу! То есть полицейских вызвал?
– Как сказать… – снова вздохнул дед. – Позвонить – позвонил! Они сказали, что как только экипаж ППС освободится – они подъедут… Вот… До сих пор едут – третий день пошел!
– Погоди-ка! Я понимаю, что здесь область, а не Москва, но как-то странно они реагируют… Ты что им сказал?
– Что пришли узбеки и ограбили меня, – недоуменно пояснил дед. – Что я еще мог им сказать?
– И про сумму сказал?
– Конечно! Они так прямо и спросили: сколько денег было украдено. Я сказал: семь тысяч рублей. И про награды сказал, но они на это, по-моему, вообще внимания не обратили.
Собственно, большая часть дедова «иконостаса» – юбилейные медали. Настоящих наград было всего две: орден Отечественной войны второй степени и медаль «За взятие Берлина». Игорю Петровичу, сыну командира Красной Армии, было в 1941 году шестнадцать лет. И следующие два года он провел на оккупированной врагом территории, попав в июне под бомбежку вместе с эшелоном, на котором вывозили из прифронтовой полосы детей комсостава. Некоторое время считался бойцом партизанского отряда, но особых подвигов совершить не успел – зимой того же сорок первого заработал тяжелую форму дистрофии и обморозил ноги. Отряд скрывался от свирепствующих карателей в глухом лесу. Продовольствие кончилось через две недели, а посланные на его добычу группы не вернулись. Питались корой деревьев… С тех пор у деда проблемы с сердцем. Однако из отряда его не выгнали – Игорь Петрович великолепно владел немецким языком. По той же причине его, невзирая на выявленную сердечную патологию и белый билет, взяли добровольцем на военную службу после освобождения оккупированной территории. Впрочем, не подай он заявление на имя Михал Иваныча Калинина, всесоюзного старосты… Восьмое по счету заявление – предыдущие канули в недрах военкомата. Оставшееся до Победы время дед трудился переводчиком при штабе танкового корпуса. В штыковые не ходил, но орден, в статуте которого написано: «…награждаются военнослужащие, которые своими действиями способствовали успеху боевых операций наших войск», заслужил честно.
