Я решительно встал и огляделся, впервые совершенно реально, а не как съемочную площадку, оценив место, где произошел перенос. Фашистские стервятники были опытными и хорошо выбрали место для атаки – состав остановили посреди большого пшеничного поля. Вначале поработали бомбардировщики – вижу несколько воронок от крупнокалиберных, не менее двухсот пятидесяти килограммов, бомб. Они-то и разнесли паровоз и вагоны. И кинули еще десяток «гостинцев», когда народ начал разбегаться. А потом тех, кто уцелел, проштурмовали истребители. Совместно эти гады собрали богатый урожай… Оба откоса насыпи усыпаны телами. Лежали они и дальше – метров на пятьдесят в обе стороны. Хлебные колоски – слабая защита от пуль и осколков. Никаких укрытий, кроме небольшого лесочка, почти рощицы, просматриваемого насквозь, в окрестностях не наблюдалось. От паровоза до него было около пятисот метров. Похоже, что, когда меня «накрыло», дед бежал именно туда. Сейчас из этого леска тянулась редкая цепочка людей. Видимо, тех, кто имел счастье добежать. Основную часть возвращающихся составляли девчонки и мальчишки от десяти до шестнадцати лет, но я заметил среди них несколько девушек постарше. Навскидку, без точного подсчета, здесь погибли или получили ранения не менее четырех сотен человек. И около двухсот осталось на ногах.
Какими тварями нужно быть, чтобы расстрелять полтысячи человек? Гражданских. Неужели с бреющего они не увидели, что в поезде нет солдат, а только женщины и дети? Не верю – близоруких в авиацию не берут. Все они видели и действовали совершенно осознанно. Я вспомнил улыбку пилота… Ну, суки… Поймаю – по кусочку буду отрезать, пока мясо на костях не закончится. И это, блядь, не метафора – я именно так и сделаю!
– Ладно, пошли раненых собирать!
Следующие три часа прошли словно в бреду. Да, мне приходилось принимать участие в боевых действиях. Я терял друзей, сам был ранен. И думал, что уже привык к крови. Но здесь… Словно прошлась коса смерти – мы находили тела без голов, с оторванными руками, ногами, вырванными внутренностями. Детские тела… И что страшней всего – некоторые детишки, получив кошмарные ранения, до сих пор живы и мучаются от жуткой боли. Господи, если ты есть, как ты допустил такое?
Постепенно вокруг меня образовался небольшой кружок – два десятка парней и девчонок. Как-то так вышло, что я сумел быстро организовать поиск, сортировку и оказание первичной помощи раненым. Неудивительно – раз уж на стройке мне удавалось добиваться созидательной деятельности от толпы бестолковых, плохо понимающих русский язык таджиков, то распределить обязанности среди жен и детей военных, хоть и пребывающих в шоковом состоянии, оказалось несравненно проще.
