Мы редко наведывались сюда. Здешние воды текли не каскадами, не ручьями, а тоненькими струйками, которые едва сочились между желтоватыми пористыми скалами. Странная местность, и ходить здесь было небезопасно. Кое-где почва казалась твердой, незыблемой, как будто под ногами на тысячу футов вглубь лежал гранит; в других же местах под шаткими камнями угадывались пустоты. Нам чудились подземные пещеры, колодцы и ловушки, и стоило какому-нибудь камушку скользнуть под ногами, как мы уже воображали себя замурованными во мраке подземелья, в тоскливых поисках лучика света.
Этот лес, ограниченный с трех сторон горными склонами, где росли хилые, почти карликовые сосны с черными щетинистыми иглами и бледными корнями, не скрывавшие высоких сиреневых утесов, был лесом безысходности, угрюмым и одновременно светло-призрачным; отрешенный от всего живого, замкнутый в собственных пределах, загадочный и пугающий, он чем-то напоминал подземное озеро.
Однажды среди мрачных сосен я увидал крупных стрекоз с черными блестящими, как металл, крыльями и подумал, что только такие, погребального цвета существа и могут обитать в этом заповедном лесу; повсюду в других местах у стрекоз были прозрачные крылышки и голубые тельца.
* * *
Но тогда, с Теодой, мы ни одной стрекозы не увидели. Узкая белая тропка вела нас в лесную чащу, и мы с недоумением спрашивали себя, впрямь ли наша свояченица пробормотала эти слова: «Я вам кое-что покажу»? Она шла впереди и, вероятно, всей кожей чувствовала наше нетерпение. А мы терялись в догадках: «Что же она нашла — зверя, гнездо, пещеру или, может, драгоценный камень?..»
А вдруг она просто подшутила над нами, еще раз, смеха ради, злоупотребила властью, которую распространяла на всех детишек Терруа? Она ведь отлично знала, что мы пойдем за нею хоть на край света. Уж и впрямь, не ведет ли она нас на край света?..
Но мы, как видно, ей надоели, и она бросила нас. Просто взяла да исчезла. Мы звали ее — она не откликнулась. Мы ждали — она не вернулась. И вот тогда-то мы и увидели Пасхальные яйца. Они лежали во мху, кучками по три-четыре штуки, все великолепно раскрашенные. Мы никогда доселе не видели цветных яиц и решили, что их снесла какая-то сказочная птица, поселившаяся в Рабирском лесу. Каждый из нас нахватал столько, сколько смог удержать в руках: «Красное! Желтое! Голубое! Зеленое!»
Но пора было возвращаться в деревню. Мы долго карабкались по крутой тропинке, согнувшись в три погибели, бережно неся свой драгоценный груз, то и дело оборачиваясь в надежде, что Теода догонит нас и поможет, поддержит своими сильными руками. Однако мы взобрались на гребень Рабира, а Теоды все не было, словно лес бесследно поглотил ее и не собирался отдавать назад.
