Через огромное стекло я полюбовалась Тарасом и фитнес-леди и с некоторой грустью поразилась странному совпадению. Только этим утром я изобретала историю любви агрария с моей землячкой, как тут нате вам – сидят любезничают. (Как бы Инесса Львовна по доброте душевной с комментариями по украинскому адресу не влезла! С нее, сердобольной, станется!)
Погуляв по носу и убедившись, что ни один зритель с показа не сбежал, я развернулась на сто восемьдесят градусов и против течения – казалось, я его чувствую и трудно идти – прошагала мимо скупо освещенных окон второго бара до двери в ресторан. Дошагала и, не поворачивая, промаршировала дальше. Ноги мои поддались обратному течению и не согласились с приказом мозга. Перетрушенная душонка убедила их не повиноваться.
Еще дважды я проходила мимо застекленных дверей и все никак не решалась войти. Внутренний голос вопил: «Зачем, зачем тебе это надо?! Иди в каюту, найди по телевизору ужастик и бойся у экрана! Твое дело – сторона!»
Пустой ресторан огромной черной дырой проносился мимо, я запуталась в стремлениях и как будто понимала: стоит только мне войти в полутемный коридор, и пути назад уже не будет. Коридор всосет меня в лакированный раструб и подчинит шальному безумию.
Я остановилась на палубе, сказала себе: очнись, идиотка, хватит бегать, пора выбирать приоритеты.
Приоритетным в данный момент являлось спокойствие духа. Это я понимала четко. Стоит мне вернуться в каюту, постараться увлечься ужастиком, как через час возникнет тот же подкожный зуд и комната Синей Бороды начнет провоцировать воображение с новой силой. Эта комната, точнее, шкафчик доведет меня до исступления. К двум часам я окончательно дойду до ручки и поставлю будильник на шесть утра.
То есть обыскивать зазеркалье я буду уже на свету, с поварами за спиной. Два ряда железных банок не отпустят мое воображение. Они стали идеей фикс. И если я хотя бы не подержу их в руках, о спокойствии духа нечего и думать.
Отцепившись от якорей в виде ограды борта, я бодро отпечатала шаги до дверей ресторана, совершила два поворота и без раздумий, всеми пальцами вцепилась в намагниченное зеркальное полотно. Дверца тихонько и приятственно чавкнула, отверзлась, и я сразу вытянулась до верхней полки. Сняла первые две банки из наружной шеренги и перевернула их днищами вверх.
Из одной, той, что была в раскрытом рабочем состоянии, тут же высыпалась тонкая струйка белесого порожка. Я выругалась с душой и разбросала его по углам носком летних парусиновых тапочек. «Курица безмозглая», – похвалила себя и, подняв банку вверх, заглянула под днище.
