Лена взяла чистую салфетку, еще раз высморкалась:
– Спасибо, Надежда Прохоровна. – Попытка улыбнуться выглядела жалкой. – Я выговорилась. Теперь мне легче.
– Не за что, доченька. Крепись. Такая наша доля – вдовья. – Вздохнула. – Но ты молодая, все поправится. Работа у тебя хорошая, людям нужная.
По мере того как лилась размеренная утешительная речь Надежды Прохоровны, голос ее все затихал, затихал: взгляд Елены напряженно остановился на ком-то за ее спиной.
Надежда Прохоровна обернулась: в дверях, налегая плечом на косяк, стояла Смерть. Ну чистая вылитая смертушка – в черном наряде, с угольно подведенными глазами и губами.
Без косы, правда. И то слава богу.
Предупреждать надо.
Такие вот явления, без подготовки, да когда о покойном только что говорили, да бабушка пожилая спиной сидит.
Предупреждать надо.
– Симочка, познакомься, – затараторила, залебезила Лена, – это Надежда Прохоровна, школьная подруга твоей бабушки. Надежда Прохоровна, моя падчерица – Сима.
Девушка мазнула по гостье невнимательными глазами.
– Обедать будешь?
– Сыта, – равнодушно ответила девица, отлепилась от косяка. – Иди конвой отпускай. – И скрылась в коридоре.
Елена вспорхнула со стула – минуточку, Надежда Прохоровна, – умчалась из кухни. Надежда Прохоровна укоризненно покачала головой: приметливая столичная старушка таких вот «черненьких» на улицах встречала. Особо не пугалась, не подпрыгивала от неожиданности, если нос к носу сталкивалась. Сегодня нервишки подвели – вон аж мороз по коже проскочил!
– Какой конвой ты отпускать бегала? – спросила, когда Лена вернулась на кухню.
Женщина запустила пальцы под волосы, помассировала затылок, словно его заломило, едва падчерица появилась в доме.
– Шофера фирмы. Серафиму этой весной прав лишили, теперь она – безлошадная. Раньше на учебу и обратно отец возил, теперь. – Елена развела руками.
– А почему конвой-то? – не унималась цепкая старушка.
Вдовица оглянулась на коридор, где скрылась Серафима, села поближе и зашептала:
– Серафиму посадили под арест после того, как милиция нашла окурок с марихуаной.
– Слушай-ка, – также склонившись, шепотом спросила баба Надя, – ты тут сказала, что окурок-то свежий был?
– Какая у вас память на всякие пустяки, – с легкой досадой вымолвила Лена и подтвердила: – Да, свежий. Тогда весь вечер шел дождь, прекратился где-то только в полночь. Так вот окурок почти не размок.
– Понятно. – Протяжно выдавая любимое словцо, Надежда Прохоровна села прямо. – Сложная тебе девочка досталась. А одевается-то она так всегда?
