Матушка же в своем искреннем порыве пошла еще дальше и действительно начала новую жизнь: в 64 года закончила православный Святотихоновский институт при Московской патриархии, получила диплом богослова-катехизатора и теперь с удовольствием преподавала в сельской церковноприходской школе. А на все лето уезжала в Ровно, на Западную Украину, где ее ждали тридцать прекрасных монашек под руководством игуменьи Свято-Никольского Городского женского монастыря матери-настоятельницы Михаилы.
Артем, познакомившись несколько лет назад с матушкой Михаилой, поразился той легкости и жизнерадостности, которая буквально излучалась совершенно волшебным образом от игуменьи и ее подопечных. Они постоянно шутили, смеялись, радовались жизни и каждому маленькому, незаметному для суетных мирян событию. Вот божья коровка прилетела, а вот красивый цветочек распустился, а как поет эта птица в березовой роще. При этом все монашки очень четко несли свою службу и беспрекословно выполняли свои обязанности и поручения настоятельницы.
Артем знал, что матушка Михаила втайне уговаривала Василису Георгиевну Павлову остаться с ними, но мама пока лишь отшучивалась. Возможно, считала себя не готовой, а может быть, просто ждала исполнения судьбы. Ибо вряд ли что-то удержит ее от этого шага, когда Господь призовет к себе Андрея Андреевича. А пока преподавала детишкам и находила в этом и радость, и Божий промысел.
Артем очень любил родителей, а уж к маминым занятиям относился с особым трепетом. Ее поездки в сложный западный край Украины, где нет-нет да и вспыхивали антирусские и антиправославные выступления националистов и униатов, требовали настоящей самоотверженности. Он тоже старался помочь, чем мог, веселым жизнерадостным монашкам, противостоящим Златому Тельцу, Мамоне и Гордыне всей своей жизнью. И, что самое странное, Артем, человек абсолютно светский, в чем-то главном видел в них союзниц.
Петр Петрович Спирский мчался по ночной трассе в Тригорск так же, как и работал, – быстро и аккуратно.
«Черный Рыцарь… Белый Рыцарь… – словно заговор повторял он. – Да, да, я и тот и другой…»
Петр Петрович знал, что не производит на людей особого впечатления – ни при первой встрече, ни при второй, – мешали его природная рыхлость, вкрадчивый голос и несколько женственные манеры. Спирский долго думал, откуда это в нем, и пришел к выводу, что все дело в том, что был он выпестован в «неполной семье», где основные заботы по воспитанию были возложены на бабушку и прабабушку. Понятно, что Петенька рос мнительным, болезненным и уже тогда рыхловатым мальчиком.
