Такая вот речь могла прозвучать на берегу. Но Юнче молча сидела, обхватив коленки, и смотрела на пламя над водой, а те трое, кто остались, переглядывались, не понимая, в чем дело. А потом Юнче пошла по ночному лесу босиком, туда, где темно, и пропала.
Из остальных никто не двинулся с места.
Они и вправду устали.
САМЫЙ КРАСИВЫЙ ДОМ НУЖДАЕТСЯ В РЕМОНТЕ
Почему Загорск не отпускает меня? Он снится мне по ночам. Зовет обратно. Я вижу, как его зеленая маска проступает сквозь лики всех городов, больших и малых, где я был. Или он ничто без меня? Зачем я этому городу?
О, это великий город, надежда армии, а следовательно, всего государства; послушно он штамповал и поставлял генералам безотказные машины убийства; поставлял он и самих генералов, а также их марионеток-политиков. В нашем Загорске трава по пояс, вдоль сотен железнодорожных путей она растет, сквозь миллионы шпал, между полуразрушенными заводами-убийцами; в ней смертельно больные дети ловят кузнечиков и давят их ладошками. В траве живут и другие букашки - укус их если и не убьет вас, то наверняка парализует и согнет в три погибели пожизненно. Если город-убийца дал вам жизнь, она принадлежит ему - вы с рождения больны городом, больны ленью, провинциальностью, чисто деревенским коллективизмом. Кто не с городом, тот против нас.
Мы не отстаем от культуры. У нас есть волейбол. Девки размером с лошадь мощными ударами выбивают из мячика дух уже три десятка лет и больше; Европа отдыхает. У нас есть филармония. Эту бедную даму посещает несколько десятков старичков, ее заплесневелых любовников. У нас есть Опера и Балет. Тонкий настил сцены гнется и взвизгивает под фаршированными тушами балерин, при виде которых Уланову и Плисецкую стошнило бы друг на друга.
У нас есть футбол. Третьесортная команда уверенно набирает очки в матчах с пятисортными, а ее фанаты скандируют фашистские речевки и оскорбляют чужих игроков. Это самоуверенное быдло, остановившееся в развитии на пубертатном периоде. Кажется, их болезнь заразна. Люди, казавшиеся мне умными и воспитанными, в атмосфере пота, мата, плевков на скамьях, чада от шашлыков, хлебнув пива, делают вместе со всеми жест "хайль". Кто остановит вакханалию?
Толкиен, отец хоббитов, не увидит этого. Он думает, что орки побеждены в конце его трилогии, и спит спокойно.
Однако, нет, у нас в обществе орки установили свой порядок. Их порядок - ничего не скажешь - отнюдь не хаос. Они держат марку. У них есть четкие понятия о жизни. И эти "понятия" они пытаются внедрить в сознание людей, расставить души и умы, образы и чувства на кристаллической решетке понятий. Все, кто против - не наш. Он должен стать изгоем, "петухом". Его место - у параши. Параша - его дом.
