"Зачем я записывал, дурак? Чтобы не забыть?" Да, он почему-то не думал о таком тщательном обыске, в подкорке жила память о Европе, о Галлии, где он долго жил и работал в милой провинциальной газетке... Память о разрешении на обыск. Пол никогда не ссорился с полицией, он просто слышал, что без такого разрешения обыскивать запрещено... И вот ведь, бумажка засела в голове, подвела! "Да, война, тут свои законы... Хотя сами-то военные не называют это войной. Какая-то нелепая операция по наведению порядка, комендантский час... все равно свои законы... А как я резво начал, как резво начал! Молодец, Пол..."
Нет, он когда-то ссорился с полицией! Однажды взял интервью у одного шофера-эмигранта, которого полицейский назвал "грязной тварью". Это было на Альбионе. Полицейского, конечно, выгнали, и тот сдуру пообещал намылить шею "этому проклятому журналисту". И что же? Пол не стерпел, нашлись свидетели, и бывшего полицейского упекли куда надо за угрозу смертью. И Пол ходил счастливый.
Кстати, по слухам, "там, где надо" тот тип смог заработать куда больше, чем заработал бы в полиции... Тогда Пол стал еще счастливее. И даже проголосовал за какую-то партию на выборах, чье название больше нравилось. По сути, между партиями не было разницы, все они обещали оберегать то, что нравилось людям - их свободу. И обещали не чинить препятствия в их продвижении по жизни-дороге...
Пол проснулся и пришел в ужас!
Слышались частые выстрелы. Словно чихает кто-то, как кошка, которая проглотила перышко, но то чихал прокаженный... Прокаженная страна, Пол. Дружок, скорее всего ты погиб, подумал он. Хотя, есть Бог и Судьба... Только не думай, что тебя пощадит Остров. Они и разбираться не будут. Все, кто на Побережье - теперь их враги.
Было бы меньше обиды, если бы его застрелили солдаты по приказу капитана Власюги. В независимом информационном агентстве давно подозревали что журналисты пропадали не только с помощью мятежников, но и по мановению всемогущей руки ВСБ. Этот факт добавлял правоты Полу и его далеким товарищам, а следовательно, немного очищал бы душу в момент смерти.
Но погибнуть случайно; по ошибке быть принятым за солдата, из тех, что мучили его и издевались, которых он ненавидел сейчас и даже хотел, чтобы их убили (увы, Пол!) - несправедливость. И сознавать эту несправедливость в последний момент было бы еще больнее.
Когда выстрелы прекратились, он вспотел и, обессилев, ткнулся лбом в утоптанную землю. В щель засвистел ветерок; шепотом переговаривались. "Кто-нибудь, помогите..."
