Но Федор все же решил позвонить. Грек, как человек деликатный, не стал мешать и вышел в коридор. Когда он минут через пять вошел в кабинет, то увидел, что их подполковник в плохом настроение. И Грек готов был поручиться, что испортилось оно у Туманова именно после разговора с любимой женой. Вот до чего женщины доводят мужиков. Какие люди из-за них пропадают. И Грек с сочувствием произнес:
– С этими женщинами всегда трудно. Вот например моя Анютка… – только хотел поделиться наболевшим усатый майор, как дверь открылась и в кабинет вошел Фомин в сопровождение старшего лейтенанта Ваняшина.
Грек вздохнул, понимая, что задушевного разговора с подполковником не получится. И очень пожалел об этом. В столе у Туманова стояла бутылка початая бутылка водки, и Грек сейчас бы не возражал, если бы они с Тумановым приняли на грудь по полстаканчика. Но из-за этого Ваняшина все сорвалось. Не стоило тому торопиться.
– Не вовремя ты, Лешка, – сказал Грек Ваняшину.
– Почему это я не вовремя? – начал было возмущаться старший лейтенант не понимая, к чему клонит Грек. Но Грек не стал ничего объяснять молодому коллеге. Махнул рукой.
– Ладно, Леш. Проехали. – Тут же он переключился на Фомина, с которым уже начал беседовать подполковник Туманов.
Глянув на разложенные на столе фотографии убитой девушки, Фомин оскалился в злобной улыбке.
– Опять вы гражданин начальник за свое? Я же вам еще в прошлый раз сказал, что не знаю ее. Кто она такая и вообще, – Фомин не договорил, уставился на подполковника настойчивым взглядом из-под белесых бровей. Вот прицепился к нему этот подполковник. Усатый майор со старлеем вчера полдня мурыжили, не давали покоя, допрашивали его. Теперь этот подполковник прицепился. Ну пусть попыхтит. Фома ему не зеленый пацан, чтобы слюни тут распускать. Даже если его будут молотить в шесть рук, он выдержит. Эти двое вчера попытались применить жесткие меры допроса, а этот подполковник ведет себя как-то странно. Мило беседует и уж точно кулаками махать не собирается.
Фома даже улыбнулся, заранее для себя определив, что у такого добренького мента ничего не получится. Пряником его не возьмешь.
– Значит, не знаешь? – спросил Федор Туманов таким голосом, как будто ему было абсолютно все равно, что им тут наговорит подозреваемый в убийстве.
– Фома отрицательно покачал головой.
– Не-ка. Не знаю, – сказал он, глядя Туманову прямо в глаза.
Опера знали, что Фома врет. Причем, самым наглым образом, но ничего в противовес его вранью поставить не могли. И Фома это знал и потому чувствовал себя спокойно. За иностранца его уже осудили, хотя и не виноват он. Но убийство Анжелы ему не пришьют, как бы менты не старались.
