Шедшая немного впереди чернокожая рабыня громко вскрикнула от боли и упала. Охранявший ее индеец потерял терпение. В воздухе блеснул томагавк и Нола навсегда осталась на тропе. Проходя мимо, вождь нагнулся и сорвал с шеи мертвой женщины красный шарф. Ярость придала Истер новые силы. Она забыла об усталости и боли в спине, лихорадочно прикидывая, как перебить этих краснокожих животных. Шесть часов плена сделали из нее дикарку, ни в чем не уступающую индейцам.
К заходу солнца Ланс Клейборн был уже в миле от монакан. Мягкая почва, словно книга, рассказывала ему о всех деталях их маршрута. Новости радовали. Вождь индейцев не проявлял излишней осторожности, а значит пока еще не знал о преследователе. Кроме того, дикари явно устали, таща на себе ворованное добро.
Ланс ломал голову, как ему поступить. Если просто напасть, они сразу же убьют пленницу. Если же дожидаться, пока отряд соединится с основными силами индейцев, то тогда освободить Истер будет еще сложнее. Надо было действовать и без промедления.
Каким образом? Есть много вариантов. Похищение — любимое развлечение чискиаков в пору созревания кукурузы. Горные индейцы — не чискиаки и боятся сражаться в темноте. А эти монаканы так устали, что будут спать, как убитые, пока восход солнца не разбудит их.
Когда сумерки сгустились, индейцы остановились на ночлег. К левой щиколотке Истер привязали ремень, другой конец которого обмотали вокруг ствола молодого деревца. Костров не разводили. Вождь протянул девушке кусок кленового сахара. Она села, прислонившись к дереву, и не заметила, как заснула.
Истер проснулась от чьего-то легкого прикосновения и стала вглядываться в темноту. Она чувствовала, что рядом, совсем близко, кто-то есть. В угольной черноте ночи не было видно ни неба, ни даже ствола дерева, у которого она сидела. Накрапывал мелкий дождь, неподалеку слышалось дыхание спящих монакан. Кусок кленового сахара так и остался в ее руке, она попробовала его, и это окончательно ее разбудило.
Ощущение, что она не одна, снова вернулось к ней. До ее напряженного слуха долетел еле различимый шорох, а потом, внезапно, чья-то сильная рука зажала ей рот, а другая обхватила за плечи.
— Не двигайтесь! — шепнул знакомый голос.
Усак! Она сразу успокоилась, ее охватило чувство, близкое к восторгу. По его приказу она бесшумно сняла с себя верхнее дорожное платье, он набил его листвой и травой и положил на землю у дерева. Затем поднял длинную палку, вложил ее конец ей в ладонь, за другой взялся сам и медленно, дюйм за дюймом, пошел вперед.
