— Видите ли, оказывается он был вместе с Бэконом. И попал под влияние этого безумца. Впрочем… уже не важно.
Не сказав больше ни слова, Уорд откланялся.
«Я скоро вернусь, детка», — думал он, — «и тогда посмотрим, что ты скажешь, когда остынешь!».
* * *
Саймон Джонс, зять Артура Уорда, был большим любителем посплетничать. Он целый час не закрывал рта, рассказывая Лансу о подагре своего отца и последней проповеди Брума, в которой тот заявил, что Апостол Павел пытался толковать вопросы веры, не разбираясь в них, чем вызвал споры и недовольство многих прихожан.
Ланс улыбнулся. Брум всегда недолюбливал Апостола Павла, но юноша не считал теологию самой сильной стороной своего бывшего наставника.
— Как дела у Эдварда Уокера? — спросил Ланс. — Достроил ли он склад?
— О да, — ответил Саймон, — и вскоре собирается навестить вас. У него какое-то поручение вашему кузнецу. Его сестра также хотела бы увидеться с вами.
Ланс вскинул глаза:
— Кто сказал вам это?
— Эд.
— Она сама просила его передать вам, что хочет меня видеть?
— Нет, но она присутствовала при нашем разговоре и не возразила брату, когда тот упомянул об этом.
Ланс щедро угостил гостя вином и простился с ним.
В ту ночь он видел замечательные сны.
На этот раз крик совы в кедровой роще у Галл-Коув не остался без ответа. Она вышла к воротам, нервно комкая носовой платок и кусая полные губы, все такая же испуганная и непреклонная.
Перед ней стоял не дикарь в изорванной кожаной одежде, а гладко выбритый молодой человек в начищенных сапогах и бархатном камзоле. Стоя друг напротив друга в весенних сумерках, они долго молчали.
— Я получил твое послание, — наконец сказал Ланс.
— Я не посылала ВАМ никаких посланий.
— Мне передали т… вашу просьбу.
— Я никого ни о чем не просила.
— Что ж, забудем об этом. Вы вышли поговорить со мной. Я приходил и раньше, много раз, но напрасно.
— Мой отец… Это он приказал мне встретиться с вами.
Ланс едва не задохнулся от неожиданности.
— Я никогда бы сама не вышла к вам, Ланс Клейборн! — вскричала девушка. — Я ненавижу, ненавижу вас! — и она повернулась, как бы собираясь уйти.
Он схватил ее за руку, затем, опомнившись, отпустил. Снова повисло неловкое молчание. Где-то в лесу пронзительно свистнула ночная птица.
— Не важно, почему вы вышли ко мне, — сказал Ланс. — И это правда, что бы там не нашептывала мне моя гордость. Я люблю вас. Ваш образ повсюду преследует меня. Я вел себя как последний дурак, но все же рассчитываю на ваше прощение. Если вы действительно меня ненавидите, я сам возненавижу себя навсегда.
