— Тогда разберитесь во всем сами! Летите в Венецию и обрадуйте деда! — посоветовал Манфредо.
— В Венецию? — переспросила Эмили, беспомощно озираясь по сторонам.
— Ну а куда ж еще? — Герцог начал терять терпение. — Дедушка к вам, понятное дело, не доедет. Слишком слаб, знаете ли…
— Но у меня нет денег на дорогу…
— Есть, — отрезал Манфредо. — Теперь вы богаты.
— У меня нет паспорта, — сопротивлялась Эмили.
В ее душе боролись любовь и ненависть к деду. Все-таки этот человек искалечил жизнь ее матери.
Манфредо недоуменно вытаращил на нее глаза. Теперь пришел его черед удивиться.
— Как это нет паспорта?
— А он мне никогда не был нужен. Моя метрика потерялась…
— Вовсе нет! Она лежит у меня в сейфе! — торжественно сообщил Томас и побежал в кабинет, чтобы отдать документ законной владелице.
Так оно и есть, думала Эмили, пробегая глазами полуразмытые строчки. «Мать: Стейси О'Тул, урожденная Стефания ди Мафаи».
— Я понимаю ваши затруднения, но сделаю все возможное, чтобы вы увидели своего дедушку, — пообещал Манфредо. — Я буду с вами каждую минуту вашего пути, если вы, конечно, сами того захотите.
— Мне…
Эмили не договорила — от двери донесся резкий щелчок, потом еще и еще, и, ослепленная яркими вспышками фотоаппарата, она с криком бросилась на кровать.
Манфредо среагировал молниеносно. Выкрикнув какое-то итальянское ругательство, он вскочил на ноги и в два прыжка оказался у двери. Сбежав по ступеням, Манфредо вырвался на улицу, гонимый непреодолимым желанием схватить назойливого репортера за шкирку и расколотить об землю его проклятый фотоаппарат.
Томас и Эмили прильнули к окну. По улице мчалась черная машина, а Манфредо бежал рядом с ней, размахивая кулаками и пытаясь уцепиться за ручку дверцы.
— Его же собьют! — не своим голосом крикнула Эмили.
— Постойте!
Все попытки Томаса остановить ее потерпели крах. Эмили стрелой вылетела из офиса и помчалась по улице. За углом, куда завернула машина, раздался глухой удар, затем визг покрышек и удаляющийся рев мотора.
На пыльной мостовой неподвижно лежал Манфредо.
Его била дрожь. И не столько от удара, сколько от бессильной злости на вездесущих газетчиков и… на себя.
Чего я испугался? — размышлял Манфредо. Устроил погоню, как в кино, а все из-за чего? Пара-тройка снимков, ну и что?! От этого еще никто не умирал.
Неужели я так взволновался из-за Эмили? А ведь точно: на ней лица не было, когда заработала вспышка. Теперь жди: обольют грязью, а ей, бедняжке, отдуваться… Но я-то каков?!! Ринулся в бой, как зверюга, как неандерталец, защищающий свою женщину!
