Добрая, хорошая тетя Марфа! Советская женщина, великая сердцем мать! Знала бы ты, как тяжело мне было уходить от тебя, от твоей заботы и ласки. за два дня ты так обогрела меня, успокоила и Поддержала, что это еще долгие месяцы согревало душу.
Колосилась рожь, пели перепела, жаворонки. Но вот послышался близкий грохот орудий.
Как ты обманчива, фронтовая дорога!
На одном из огородов работала женщина. Я подошла к ней, спройила дорогу.
Она объяснила. Потом заговорила о своем:
— Учительница, говорите. Может, поможете? У моей дочки нарыв на ножке. Кричит днем и ночью. Еще помрет… Воды у нас холодненькой попьете.
Я пошла за женщиной следом. Осмотрела девочку. На пятке правой ноги у нее вздулся нарыв величиной с кулак. девочка умоляющими глазками наблюдала за мной и шептала:
— Помогите, тетенька… помогите, тетенька.
Я вспомнила, как моя бабушка накладывала на нарыв ЖИДКУЮ глину. Компресс из глины, особенно из красной, хорошо сбивал температуру и способствовал тому, чтобы нарыв лопнул.
Мы нашли глину, размочили ее в воде, растерли в деревянной миске и приложили к воспаленной ноге девочки. компресс подействовал, и скоро девочка притихла, как бы прислушиваясь к тем изменениям, которые происходили под слоем глины.
Женщина попросила зайти к ней в комнату.
Я согласилась. на табурете сидела старушка с распущенными седыми волосами. дочь старушки расчесывала ей волосы, ругая на чем свет стоит:
— Ну, что вылупилась, выдра старая! Чтоб ты сдохла, проклятая! Не дала мне на мельницу сходить.
Мне стало не по себе. Хозяйка объяснила:
— Мать у нее глухонемая.
Дочь продолжала:
— Мне зерно нужно отнести, понимаешь, дура ты кудлатая? Хлопаешь глазами. Не понимаешь? А то, что жрать нам нечего, понимаешь?
Закончив причесывать мать, она высыпала кукурузные зерна в белый мешочек и ушла.
Через пятнадцать минут и мы с хозяйкой вышли.
— Счастливой дороги, Ольга Павловна! — сказала она. — С Богом!
Я вышла на тропу, идущую вдоль пшеничного поля, как вдруг слышу грубый оклик:
— Стой! Стрелять буду! Стой, кому говорят!
За мной бежал полицай, а за ним следом — та, что на мельницу. торопилась.
Подбежав ко мне, полицай стал обыскивать.
— Куда пистолет дела? — спросил.
— Пистолет? Какой пистолет? У меня сроду его не было.
Женщина, размахивая руками, завопила:
— Зашла, стерва, как хозяйка. Такая она из себя добрая, курва. И девочке помогу, и… ух, растерзала бы живьем! Диверсантка она, парашютистка!
Полицай вытряхнул содержимое моего мешочка — два скрюченных засохших блина.
