Наступал теплый летний вечер, застрекотали кузнечики.
Вошла в новое село.
Во дворе молодая женщина мыла ведра. Я попросилась переночевать.
Большие сенцы в том доме. Справа была дверь в кухню, где стояло корыто с кислым молоком. В дверях, с кружками в руках, стояли две девочки, поджидали маму. Только сейчас я разглядела приветливую хозяйку. Она была рыжая, почти что красная, как медный чайник. Она почему‑то все время улыбалась, и это насторожило меня. Она налила девочкам парного молока и мне предложила.
— А можно кислого? — ПОПРОСИЛА я.
Рыжая зачерпнула из корыта полную кружку и протянула мне. Я выпила. Рыжая улыбнулась:
— Еще? Пейте, пейте, молока много.
— Хорошо, — сказала я, мучаясь страшной жаждой. И выпила вторую КРУЖКУ.
Женщина рассказала о себе. Муж на фронте. Писем нет. Может, и убит. Надоели немцы, но особенно полицаи. Их в селе много. Развелись как саранча.
Я облизнула пересохшие губы и невольно взглянула на корыто с кислым молоком. Не спрашивая, рыжая набрала третью кружку. Я ВЫПИЛА.
— Не беременная ли? На кисленькое тянет? Я знаю. Может, по- матросил кто да бросил, а? — Рыжая ощупала взглядом мой живот. — Да, такая наша женская доля, — вздохнула она.
Я тоже вздохнула:
— Как вам сказать… Жила с одним немцем, звали его Вилли. Уехал на фронт. Вот и жду. Обещал вернуться…
Ну да! Вернется, как же. Им верить нельзя. Убийцы! — в сердцах произнесла рыжая. Не соглашаясь с ней, я пожала плечами и замолчала. Я верила моему Вилли и буду верить всегда!
Хозяйка постелила мне в большой комнате, рядом со столом, на Котором стояла швейная машинка.
Не Помню, как уснула. И сколько Спала — не помню. проснулась среди Ночи от Ритмичного поскрипывания кровати в другом конце комнаты и любовного шепота. спустя какое‑то время страсти улеглись.
Я Слышала, как хозяйка спустила ноги с кровати и направилась ко мне проверить, крепко ли сплю. Я Закрыла глаза, притворяясь спящей. она постояла немного надо мной, потом вернулась назад.
— Спит. Ее и пушкой не разбудишь, — услышала я. Кровать под Нею скрипнула.
— Кто Такая? — Послышался прокуренный мужской голос.
— Да напросилась какая‑то. Молодая, но, видно, шустрая. Издалека топает, а держится так, как будто дорогу перешла. с ног валится. Ты Знаешь, сколько она кислого молока выпила?
— Ну?
— Литра два, не меньше. Говорит, беременная от немца.
— Точно тебе говорю, партизанка. Вот зараза! Задержи ее подольше.
Дальше они поговорили об облавах на партизан, о засадах. Мужчина был полицай. Уходить ночью — значило выдать себя с головой, поэтому я дождалась утра и, как только хозяйка пошла доить корову, шмыгнула в дверь.
