Главным критерием при подборе секретарш в компании «Капитал высокого уровня» была беззвучность поступи. Менеджеры компании работали за толстыми дверьми звуконепроницаемых кабинетов; Вилс каждый день обходил офис, однако многолюдных совещаний избегал. Аналитики приходили к нему, и уходили, и писали свои отчеты на бесшумных клавиатурах. И все они были людьми худощавыми. Тучности Вилс не терпел, она раздражала скрытого в нем аскета. Мужчины компании носили темно-серые костюмы, никогда не темно-синие; красные и розовые рубашки были запрещены; от женщин требовались юбки по колено и черные чулки. В летнее время кондиционеры включались на полную мощность, в зимнее обогреватели накалялись так, что к ним опасно было притрагиваться. Вилс брал со своих инвесторов тридцать процентов от их ежегодных прибылей, но брал также — в виде вознаграждения за управление ими — и три годовых процента от стоимости фондов (без учета кредитного плеча), что позволяло ему, не ударяя пальцем о палец и даже не заключая новых сделок, зарабатывать далеко не один миллион в год. Так что оплата счетов за электричество для него проблемы не составляла.
За те двадцать семь лет, которые он проработал в финансовой сфере, неизменно верным осталось, на взгляд Вилса, только одно положение: единственный способ делать деньги состоит в том, чтобы иметь преимущество перед конкурентами. Никакому биржевому брокеру, сколь бы блестящим он ни был и какой бы интуицией ни обладал, не дано подолгу переигрывать рынок. Вилс перечитал все книги, посвященные «рациональным» рынкам; он вник в теории Мертона, Блэка и Шоулза относительно оценки фондовых опционов; взвесил на одной ладони две их Нобелевские премии, а на другой — черную дыру в триллион долларов, оставленную унизительным крахом хедж-фонда, в котором эти трое работали.
Все «теории», считал Джон Вилс, — чушь собачья. Если в течение года каждый день играть в очко, в выигрыше обязательно окажется игорный дом. Вилс знал это не понаслышке, поскольку его первый, приобретенный еще в четырнадцать лет рыночный опыт сводился к тому, что как раз он-то игорным домом и был. Его дядя, хендонский букмекер, показал юному Джону, как, определяя ставки для заезда, в котором участвуют десять лошадей, добиваться того, чтобы контора всегда была в выигрыше. Главное, учил он Джона, — быстрота реакции и постоянный перерасчет. В том, что касалось последнего, Джон оказался учеником попросту поразительным. В тринадцать лет ему удавалось просчитывать в уме ставки, которые надлежит предлагать по каждому из одиннадцати футболистов, прежде чем его дядя проделывал то же самое с помощью карандаша и бумаги. И скачки же научили его тому, что обыграть «контору» можно, только владея информацией. Если тебе известно, что жокей, придерживая Рози Звездную Пыль в трех заездах, добился того, что на нее начали ставить 18 к 1, и что в следующем заезде он даст ей полную волю, ты и вправду можешь обыграть букмекера, поставив на ее победу. И поспорить с такой осведомленностью никакая компьютерная модель и никакой алгоритмический прогноз не способны.
