«Мы сели в открытые машины, а там – корзины всяких яств и вин. Поехали на ярмарку в Адлер, потом купались, потом – в горы, гуляли, чудесно провели день. Вернулись… А праздничные столы уже накрыты, и около каждого прибора цветы, и вилки и ножи лежат на букетиках цветов. На мне было белое платье, впереди бант с синими горошинами, белые туфли… Были в тот вечер Постышев, Чубарь, Балицкий, Петровский, Уборевич, а потом из Зензиновки, где отдыхал Сталин, приехал Микоян»[7].
В новогодний вечер столы в Астафьеве ломились. За ними восседали видные персоны. Дамы – в бальном. Мужчины – кто в партийном, кто в военном. Девяносто процентов из них были обречены уже скоро сменить свои ромбы и шпалы на робы и бушлаты, балык – на баланду, а покои – на бараки. А юные знатоки иностранных машин – на палаты детдомов. Но пока – гуляют: пир горой! С новым, 1937 годом! Слава СССР! Слава великому Сталину! Ура!
Евгения – в блистательном платье. Шампанское, икра и искры в хрустале. Без пяти двенадцать. И тут ее зовут к телефону. Думала – муж. Оказалось – знакомый. Звонит с комплиментом… Вернулась на двенадцатом ударе часов. Алеша с кем-то чокался ситром.
Этот Новый год она с ним. Но ни один следующий. Никогда.
Вскоре Евгению исключили из партии. Стало ясно: ничто уже не выяснится: наказание вовсе не требует наличия преступления. Что ни день – новости об арестах. Они видели: в ВКП(б) идет безжалостная и неумолимая чистка. Среди ее жертв – хорошо им знакомые люди, в измену которых не верили. Но и не смели усомниться.
С 7 февраля 1937 года – со дня изгнания мамы из партии – родители ждали ареста.
До того их быт охраняли дзержинцы Николая Ежова. И они предпочитали не думать о том, сколько порушено судеб и карьер, сколько коллег ушло из личных кабинетов в кабинеты следователей. И те же чекисты, что прежде хранили их покой, теперь стерегут их в тюрьме, на этапах, в лагерях. Затем и несут они бессонную вахту в здании республиканского управления НКВД на улице Дзержинского (и сейчас – Дзержинского), что в Казани звали «Черным озером» (в текстах Аксенова – «Бурым оврагом»). Зимой на озере заливали каток. Там кружили румяные юноши и девушки. И, кружа, глядели на окна, всегда сиявшие электричеством.
Сколько в этом доме подземных этажей? Нас не касается. Там просто допрашивают или пытают? А что ж с контрой – сусоли рассусоливать? Место врага – в подвале, где его умело убедят дать подробные показания. А после – у стенки и на свалке истории. Меж тем кто-то точно так же думал о них – о Паше и Жене. Но это им в голову не приходило. И вот – пришло.
