«Чувствуется, что здесь массы представляют нечто постороннее, — писал он позднее, — что здесь дело идет не о счастии и успокоении их, а о торжестве той или другой идеи, для которой массы нужны не более, как в качестве anima vilis[7], т. е. для производства над ними всякого рода операций… Дайте же массам сначала хоть то, что они сами неотложно просят, без чего они жить и дышать не могут… А может быть, массы и без ваших забот, сами похлопочут о дальнейшем воспитании себя? А может быть, это дальнейшее воспитание укажет на формы жизни, совершенно отличные от тех, которые составляют предмет ваших мечтаний и надежд!»
Поэтому в условиях, когда ход дальнейшего общественного развития оставался еще гадательным, Салтыков рассудил, что ни в коем случае не следует упускать возможность содействовать на посту вице-губернатора более удовлетворительному разрешению и проведению намечающейся реформы.
Ждать у моря погоды было не в его характере, тем более что и полноценной литературной деятельности не получалось.
Салтыков разошелся с Катковым, который начал обнаруживать явные колебания в вопросе о наделении освобожденных крестьян землей, отдалился и от Дружинина. Налаживание деловых взаимоотношений с наиболее близким писателю журналом — «Современником» — шло медленно.
Ненадолго у него возникла переписка и дружеские отношения с Аксаковыми. Многочисленная семья эта в лице своих наиболее прославленных членов — знаменитого автора «Семейной хроники» Сергея Тимофеевича, его сыновей Константина и Ивана — представляла разнообразные оттенки славянофильства. В славянофильских теориях причудливо переплетались сочувствие к народу, интерес к народному быту и в то же время нереальное стремление притормозить неуклонно развивающиеся события, сохранить или даже восстановить отжившие и отживающие формы старого русского уклада.
Чернышевский отмечал заслугу славянофилов, поставивших важный вопрос об изучении крестьянской общины.
И поэтому и ради сохранения какого-то единства сил мыслящих людей перед оголтелым фронтом крепостников и противников реформы Чернышевский встретил первые номера славянофильского журнала «Русская беседа» приветственными словами в «Современнике», хотя в частном письме и сокрушался, что в головах у славянофилов совершенная путаница: одна мысль из Прудона, другая из жития Симеона Столпника, одна из Белинского, другая из Булгарина.
Следы недовольства «Русской беседой» и всей деятельностью славянофилов видны и в письмах Ивана Аксакова. Долгие скитания по России в значительной мере отрезвили его от склонности к отвлеченным построениям, которыми грешил его брат Константин, не чуждавшийся вкупе с А. С. Хомяковым всевозможных натяжек ради доказательства своей правоты.
