Все было так просто. Неужели он этого не видел?
— Хоукер, я проститутка. Была ею на протяжении двух лет.
— Тогда уйди из этого проклятого борделя и перестань ею быть.
— Нет, ты не понял. В «Золотом яблоке» меня и пальцем не трогают.
— Значит, ты не проститутка.
— Это ничего не меняет. Слишком поздно. Мне уже никогда не отмыться. Я не могу быть…
Хоукер фыркнул.
— Ты можешь быть кем только захочешь. Поезжай в Англию. Смени имя. Лги.
— И все же этой лжи может быть недостаточно. — Неужели он решил, будто она ни разу не рассматривала подобную возможность? Но мысль о том, кем она была на протяжении двух лет, не оставляла Жюстину ни на секунду. Прошлое смотрело на нее из зеркала каждое утро. — Я была малолетней проституткой в самом модном и развращенном борделе Европы. Многие пользовались моими услугами. Где бы я ни находилась, всегда существует вероятность того, что и ненароком встречу бывшего клиента.
Хоукер молчал. Жюстина была права. И они оба это знали.
Я могу убежать из Франции, — продолжала Жюстина, но от себя не убежишь.
Хоукер поднял руку, словно хотел дотронуться на нее, но не стал этого делать.
— А как насчет Северен?
— Я о ней позабочусь. Я всегда о ней заботилась. Конечно же, Жюстина понимала, что должна сделать.
Она уже приняла решение. Печаль, поселившаяся в ее душе с того самого момента, была такой глубокой, что временами становилось трудно дышать.
— Я защищу Северен. Сделаю для этого все, — сказала Жюстина, прежде чем развернуться и уйти.
Когда первые лучи солнца окрасили горизонт, промышляющий по ночам люд направился по домам, в то время как честные граждане начали понемногу заполнять улицы просыпающегося города. В своем сомнительном прошлом Хоукер так же, зевая, направлялся в предрассветный час в один из воровских притонов, чтобы отдохнуть от своего опасного противозаконного ремесла.
Но теперь он стал другим, хоть и возвращался домой пол утро, как и раньше. Прошлой ночью он избавился от трупа, положил себе в карман его туго набитый монетами кошель и унес с собой пачку документов; некоторые из них могли представлять интерес.
И вот теперь Хоукер шел рядом с Дойлом и Мэгги, ведущими под уздцы навьюченных ослов. Небо стало молочно-белым. Освещавшие его лучи солнца пробивались с востока. Воздух был тяжелым и неподвижным. Еще немного — и над городом вновь повиснет одуряющий зной, превращая его в раскаленную сковороду.
Дойл решил покинуть Париж как можно скорее, ибо слишком много людей жаждало его крови. Кроме того, он хотел увезти Мэгги в безопасное место. Тем более что политическая ситуация в стране становилась все более шаткой. Время от времени в городе начинались волнения, и тогда простые граждане вытаскивали своих более богатых соседей из их домов и вешали прямо на фонарных столбах. Мэгги была аристократкой, поэтому Дойл счел, что пришло время отправить жену в скучную старую Англию.
