Памятное лето Сережки Зотова | страница 94
Семибратова снова замолчала.
— Сегодня я заезжала на просо, взрослых там мало, полют, можно сказать, одни ребятишки, в третьем они, в четвертом учатся. Малыши, а не отстают от взрослых. А работа проклятая, осот растет, колючка, молочай, у привычного человека и то ладонь распухает. Я полдня с ними траву дергала. Ну хотя бы один захныкал, работают — спин не разгибают. А главное — их никто не понукает. Сами! Даже есть которые поют. Верите? А руки-то все уже в занозах. Да, детишки не хуже нас все понимают.
Часы натруженно пробили двенадцать. Антонина Петровна слегка качнула головой.
— Время бежит. Вроде только было утро, а уж полночь. Так о чем вы хотели поговорить со мной, Павел Иванович?
— Хочу степным воздухом подышать, — чуть улыбаясь, сказал он. — Вчера отчитался на педсовете и — свободный казак. В поле тянет.
— Понятно. А где бы вы хотели поработать?
— Откровенно говоря, я пришел договориться, чтобы вы закрепили за мной лобогрейку. Ведь вы собираетесь пускать их на сенокос?
— Завтра отправляем, по две в бригаду. Правда, это первый опыт, раньше лобогрейками убирали только хлеб, а сено не косили. Все-таки лобогрейка — тяжелая машина, не то что сенокосилка. Но никуда не денешься, в нынешнем году сена в два раза больше потребуется, чем в прошлом. Без лобогреек не справимся.
— Значит, перед вами лобогрейщик.
— Нет, Павел Иванович, — возразила Семибратова, — уж коли вы решили работать на косовице, то кого-нибудь из школьников пересадим с сенокосилки на лобогрейку, пускай лошадей погоняет, а вы берите сенокосилку. Вот так.
— Ни за что! Мне только лобогрейку.
— Павел Иванович, вы же недавно из госпиталя.
— Не принимайте в расчет этого факта. Сейчас я, можно сказать, здоров. Нога не болит. Да и работать-то на лобогрейке не ногами… А кстати сказать, я уже и напарника себе подобрал. Вернее, погоняльщика.
— Вон как? — удивилась Антонина Петровна. — Кого же это?
— Ученика моего, Сергея Зотова.
Умная женщина сразу поняла, что не в одной уборке тут дело.
— Пусть будет по-вашему, — согласилась она.
Павел Иванович попрощался и закрыл за собой дверь. Было безветренно и тепло. Он выбрался на середину улицы и неторопливо зашагал домой.
Глаза постепенно освоились с ночным полумраком, и темь уже не казалась такой непроницаемой, как прежде. Небо было усыпано звездами, они как-то нехотя мигали, словно сонные. Павел Иванович шел и думал о Семибратовой. Большая и хорошая у нее душа. Ведь на человека свалилось столько горя, на ее ответственности огромное колхозное хозяйство, везде нужно успеть, дать вовремя полезный совет, а она ухитряется находить время, чтобы подумать о каждом человеке.