Памятное лето Сережки Зотова | страница 36
Через несколько дней Манефа Семеновна сказала Сергею, что сегодня вечером в общине Христовых братьев и сестер будет просительное моление за спасение Николая Михайловича.
Сергей поинтересовался, что это такое, и Манефа Семеновна объяснила, что так называется особое моление, когда единоверцы собираются вместе, чтобы просить у бога милости и заступничества.
— Я уже и со старцем Никоном договорилась… Кто такой старец Никон? А он у нас вроде как старший. Чистой души человек. А поет как! Заслушаешься. Он все божье письмо наизусть знает и наставляет нас, как надобно жить. Человек он большой веры и жизни праведной. Он со злом борется и добро людям делает. Во сне ему ангелы являются и святые люди. Свои советы дают, подсказывают, как и что надо. Вот какой он есть человек!
Манефа Семеновна ходила на моление, или, как она еще иначе называла, на молитвенные бдения, и при Николае Михайловиче, но скрывала это, говорила, что уходит в гости к какой-нибудь знакомой старухе. Когда же Николай Михайлович уехал, она не стала скрывать, оставляла Сергея дома, благо он не был боязливым, и уходила. Сергея с собой она не брала. На этот же раз решила пригласить и его. Уговаривать мальчика не пришлось, он сразу же согласился, только сказал, что папа и мама никогда на моление не ходили. Насчет клуба — другое дело. Манефа Семеновна ничего не ответила на эти его слова, только горестно вздохнула. Она достала Сергею чистую рубашку и штаны, сама вырядилась во все черное, даже голову покрыла черным платком. Из дому они вышли, когда на улице совсем стемнело.
— Баб Манефа, почему мы идем ночью?
— Так положено, — коротко ответила Манефа Семеновна. Потом пояснила, что в Евангелии не велено хвалиться и показывать людям, что ты идешь на моление. Только фарисеи, значит хвастуны, выхваляются молением. Они бьют в церковные колокола, идут — разрядятся, словно не на моление, а на ярмарку собрались. И стыд, и срам, и грех великий.
Шли они долго, почти на другой конец села. В одном из небольших и безлюдных переулков свернули ко двору, огороженному высоким плетнем. Бывавшая здесь не раз, Манефа Семеновна направилась прямо к калитке и трижды негромко ударила железным кольцом о щеколду.
— Кто там? — тут же послышался из-за калитки женский голос.
— Богу слава, — чуть слышно произнесла Манефа Семеновна.
— Аминь, — раздалось за калиткой, затем стукнул засов, и калитка распахнулась.
Во дворе стоял большой пятистенный дом. Сквозь закрытые ставни не видно ни огонька.